Обожженные языки (сборник) - стр. 10
P. S. В интернете про такое не писали. Никто не предупредил, мол, подумайте, что съесть, ведь этим же и блевать будете.
Дана согнулась пополам, обхватила себя руками, а тут и Корин второй приступ накрыл. Обед Даны – вторая порция – извергается из зажатых руками губ, а следом рвет и меня, я извиваюсь и всхлипываю, как будто меня кто-то мутузит.
Рвота мешается с кровавой слизью, и уже не разобрать, кого из нас стошнило. Корин заливается слезами, с подбородка капает вода и слюни. Дана пытается убрать с лица мокрые, спутанные пряди черных волос, карие глаза расширились от ужаса.
Азиаты ничего подобного не описывали.
Никакого спокойствия.
Никакого вам спокойствия.
Ни безмятежности.
Ни быстроты.
Меня сотрясает новая волна боли в животе, а Дана с трудом пытается встать на ноги, оскальзываясь в липкой жиже. Я не успеваю продышаться, закричать «Не надо!», а она уже проковыряла пальцем в пленке дыру и сует в нее голову. Разрывает края руками, высовывается, распахивает дверь ванной.
Я ору: «Подожди!»
Но она уже ныряет в отверстие в пленке, выскальзывает в спальню, точно новорожденный младенец из утробы.
Я всем телом наваливаюсь на Корин, хватаю ее за вымокший капюшон.
«Нельзя сдаваться!»
Толстая Корин отталкивает меня прочь, рвет пленку руками и падает прямо на Дану из двери ванной. Обе они перепачканы в блевотине.
Я подползаю на карачках к проему и с трудом выпихиваю девчонок вон, еле закрываю за ними дверь. Встаю. Чтобы запереть замок, нужна всего секунда, но и за это время пол вздымается мне навстречу, колени подгибаются. Падаю лицом на нарядный мрамор, покрытый пластиком и рвотой – удар, вкус крови во рту.
Девчонки стучат в дверь снаружи, что-то кричат мне… так далеко… Я думала, что завтракаю сегодня в последний раз. Что больше не увижу маму. Не услышу эту песню. Так я запланировала с самого начала.
В раю просыпаюсь отнюдь не в объятиях скончавшейся бабушки.
Никаких вам облаков, Иисусов и поцелуев. Слишком яркий свет, и кто-то пальцем в перчатке придерживает мне веки, не давая закрыть глаза. Кто-то кричит, тычет мне в руки иголками, какие-то люди заглядывают мне в лицо и задают вопросы, точно из викторины.
– Ты знаешь, какой сегодня день?
– Сколько будет два плюс два?
– А в каком мы штате живем, помнишь?
Дураки какие-то, а не ангелы.
Потом, когда уже понятно, что это больница, лежишь ничком в зашторенной комнате. Из коридора вваливается какой-то мужик в халате (в кармане у него ручек восемь напихано, нос длинный и толстый) и рассказывает, как тебе повезло, умереть от таких реагентов не вышло бы.