Оборотни. Медвежья услада - стр. 18
Но как же так? Варвары обычно никому не помогали, даже женщинам.
- Вот и молодцом, - похвалил, когда она все выпила. – А жОнка ты бесшабашная, ей-ей… Кто ж из кареты в реку валится? Этак и шею свернуть недолго… Я тебя насилу выловил, уже без памяти, всю побитую. Как кости целы остались... Диво, не иначе? Гремянка чужаков не любит. Лодки о камни бьет, людей топит. Злая речка, одним словом. Своевольная. А тебя пожалела. Видно, приглянулась ты ей…
Эви тихонько вздохнула. Добродушно-ворчливый, даже немного нежный говор успокаивал и унимал боль лучше всякого отвара. Ее словно гладили большие теплые ладони. Вот уже и кости не так крепко ноют, и сил прибавилось… Эви даже смогла удобнее устроить руки на животе.
Подумаешь, варвар. Какая разница, если не бьет и под юбку не лезет? Лучше ей воспользоваться моментом и как следует отдохнуть.
Эви зевнула. Сладко и совершенно бесстыдно.
- Поспи, - мужчина осторожно коснулся ее лба и провел вдоль волос. – Умаялась, бедняжка… Ну ничего, теперь уж страшиться не надо. Все ладно будет…
И под нежное бурчание Эви провалилась в сон.
***
Бьёрг
Бьёрг поворошил палкой угли, чтобы вышел последний жар. Костер давно погас, но внутри бушевало пламя, разрастаясь с каждым ударом сердца. Пах ломило от желания, хрен – что твоя дубинка, хоть сейчас из штанов выпрыгивай да к девке под бочок ныряй.
Она же там совсем голенькая... Беззащитная.
Он своими руками рвал намокшее платье, а после заворачивал истинную в накидку из шкуры медведя. А уж когда принес к лежбищу, то…
Клыки заныли, а рот наполнился слюной. Зверь утробно зарычал, требуя сей же момент покрыть избранную, отметить ее слюной и семенем, но Бьёрг не шевельнулся.
Эви слишком плохо. Глазам своим не поверил, когда услышал крики и увидел мелькавшее в реке светлое платье. Ну и девка! Отчаянная, смелая…
Или дурная?
Бьёрг нахмурился, внимательно вглядываясь в бедное личико.
На одной из скул глубокая ссадина – даже слюна зверя не смогла ее заживить, ресницы дрожат, губы тревожно кривятся… А все же хороша! Ладненький носик, сладкие губки, смоляные брови вразлет, а глаза… мед гречишный, с драгоценными каплями золота мешанный. Едва взглянул – и пропал. А уж как зверю сладенького испробовать захотелось… Пройтись языком по крепким холмикам грудей и прикусить упругую попку. Эви не так фигуриста, как жОнки их народа, но все одно мягонькая и справная в нужных местах. А между ножек лишь немного пушок растет, коротенький и светлый. А больше волос нет совсем. Так непривычно!
Медведь обиженно взревел, недовольный человечьей медлительностью.