Оборотни клана Морруа - стр. 65
– Только один раз, всего один раз, один раз… – зачастил обманщик и предатель Мануэль, трясущимися руками вытирая пот со лба. – Я все отдам, дон, в двойном размере! Простите меня, я все отдам, все отдам…
Я ни о чем не думала, когда снова сжимала «дядино» плечо, живые детекторы лжи не болтают, не чувствуют, не думают о последствиях, они делают работу молча. Этому меня тоже отлично научили, вдолбили до тех самых рефлексов, захочешь не забудешь!
Дон Лука больше не удостоил взглядом и словом зарвавшегося жулика, раздраженно махнул охране – приказал увести. Какой, казалось бы, простой жест, но не для того, кому таким образом вынесен приговор. Вот так, безмолвно, всего лишь махнув рукой и тем самым обрывая нить жизни.
Мануэль попытался вскочить, но подручные дона, заломив ему руки за спину, буквально пополам согнули. Толстяк тормозил, слезно и крикливо молил дона о прощении. Через минуту, уже в дверях, осознав, что прощения не будет, он с лютой ненавистью проорал, глядя на меня:
– Будь ты проклята, демоново отродье! Это ты, ты виновата…
Еще минуту раздавались вопли Мануэля, поливавшего меня ненавистью и проклятьями, но на моем лице вряд ли дрогнул хоть один мускул. Только внутри все сжалось, замерзло, каждая жилка словно дрожала в напряжении и отчаянии. За десять лет «собачьей» жизни я привыкла хранить свои эмоции и мысли глубоко, очень глубоко внутри, чтобы никто и ни при каких обстоятельствах ничего не распознал. Только мертвенная бледность лица да глаза порой выдавали раздирающие мои внутренности боль, тоску, одиночество и вечно терзающий страх. Поэтому глаза я чаще всего прикрывала, прячась за веером длинных пушистых ресниц. Окружающим же казалось, что я бесчувственная ледяная статуя или кукла.
В кабинет дона заглянул верный пес и правая рука сеньор Мартинес:
– Мануэля убираем или?..
– К Рафу его, пусть точно выяснит, скольких сделок мы лишились и с кем конкретно он работал за моей спиной, – недовольно проворчал хозяин кабинета, поместья и моей жизни.
Выслушав приказ, Мартинес исчез. Этого крупного, седовласого, пожилого, но вполне крепкого мужчину я боюсь, быть может, больше, чем дона Луку. Он ничем не пахнет, кроме парфюма, и, кажется, не испытывает чувств в принципе, словно мертвец. Убивает так же хладнокровно, как ест, пьет и присматривает за мной. Я больше чем уверена: меня тоже убьет без сожалений, если дон прикажет.
Обернувшись ко мне, «вершитель правосудия» несколько секунд сверлил меня злым, раздраженным взглядом, затем его глаза потухли, он устало обмяк в кресле, словно сдулся – нервишки тоже сдают. Да, со дня гибели моей стаи и семьи прошло тринадцать лет, за это время дон Саллес основательно постарел, утратил поджарую фигуру и растолстел. Тем не менее этот шестидесятитрехлетний мужчина привлекал многих женщин: власть и огромные деньги делали свое дело. А я…