Оборотень - стр. 37
– Обижаешь, Тимоша! У нас злости хватит зубами им глотку перегрызть, – мрачно отозвался один из зеков – коренастый крепыш по кличке Кубик.
– Ну тогда идите, и чтоб все было тихо. Оба зека скрылись в кромешной темноте. Через минуту они подкрались к бараку и затаились за углом, прижавшись к стене, а потом одновременно метнулись на спины беспечно покуривавших сторожей. Луна вышла из-за туч лишь на мгновение, как будто только для того, чтобы посмотреть на кровавую сцену.
Бледно– желтый свет упал на заточку и тотчас погас, когда острие вошло в черный зековский бушлат.
– Режь сук! – сквозь зубы процедил Беспалый. Дверь под ударом его ноги слетела с петель и, грохнувшись об пол, разбудила барак. Три десятка зеков во главе с Тимохой с перекошенными от возбуждения лицами, сжимая в руках заточки и ножи, ринулись в тускло освещенное керосиновыми лампами помещение, к нарам в два яруса, на которых лежали не успевшие проснуться мужики.
– Режь их! – завопил Беспалый, не узнавая собственного голоса. Его вопль утонул в грозном хоре, слившись с криками других нападавших. Беспалый пырнул ножом вставшего на его пути мужика, успев удивиться тому, как легко клинок вошел в тело. Следующей жертвой стал парень лет двадцати, сидевший на нарах с широко раскрытыми от ужаса глазами. Беспалый ткнул паренька ножом в горло и, выдернув клинок, побежал по проходу, не оборачиваясь на предсмертный хрип. Справа, слева, позади него раздавались топот ног, хрип, крики, слышалась брань, удары, стук падающих тел, вопли о помощи. А нападавших переполняло злое ликование, которое мгновенно охватывает бойцов при виде пролитой крови.
Шмель проживал в самом конце барака, где ему как старшему был отведен чистый угол, отгороженный цветастой занавесочкой. Туда и устремился Беспалый, предвкушая скорую расправу.
Буквально за пару минут блатные порезали почти половину барака.
Многие из мужиков встретили смерть, даже не успев толком проснуться и подняться с постели, другие напоролись на воровское перо, едва сбросив с себя одеяло. И те более осторожные, что не смыкали в эту ночь глаз, продолжали еще бестолково метаться по бараку в поисках спасения. Блатные гонялись за ними и безжалостно полосовали ножами их спины, кололи в бока, не успокаиваясь до тех пор, пока мужики не затихали, истекая кровью, на полу под нарами.
Страшная резня завязалась в дальнем конце барака, где жили самые авторитетные сибирские староверы, таежные охотники, для которых тесак был таким же привычным орудием, как лопата для землекопа.
Староверы яростно защищали свою жизнь, вооружившись припасенными ножами и заточками. Они кололи направо и налево со страшным рыком, – такой рык издает медведь, окруженный со всех сторон сворой обозленных собак и охотниками с рогатинами. Словно псы под ударами острых когтей рассвирепевшего зверя, блатные один за другим падали под ловкими ударами староверов. Таежники понимали толк в драках – сходиться стенка на стенку для них было делом таким же привычным, как молодому забияке бегать в соседний поселок на развеселую гулянку. Трижды блатные накатывались на староверов-таежников и всякий раз отступали, оставляя на полу по несколько человек, корчившихся в предсмертной агонии.