Обольщение - стр. 45
– А могла бы ты вновь поверить моему слову, если я соглашусь вернуться к трехмесячному сроку нашего договора? – глухо проговорил Джулиан.
Она быстро глянула на него через плечо:
– Да. Я могла бы вам поверить, если вы пообещаете не обольщать меня и не применять насилие.
– Я хотел тебя обольстить, это верно. Однако сегодня ночью я применил насилие. Совершенно справедливо, ты можешь теперь расширить границы своих требований. Ну что ж, Софи, я согласен. Хотя мой внутренний голос подсказывает, что этого не следует делать, я все-таки не в силах отказать тебе в праве настаивать на отсрочке.
Софи наклонила голову и сцепила перед собой пальцы:
– Благодарю вас, милорд.
– Не стоит благодарности. Поверь, я совершаю серьезную ошибку. Что-то здесь не так. – Он потряс головой, словно пытаясь восстановить в памяти прошлую ночь. Но перед ним словно возникла стена. Неужели он потерял голову? – Я даю тебе слово больше не пытаться обольстить тебя в течение действия нашего соглашения. Не говоря уже ни о каком насилии. – Он поколебался и протянул руку, чтобы привлечь ее к себе, но осмелился лишь прикоснуться к ней. – Пожалуйста, прости меня.
И Джулиан вышел из ее спальни, чувствуя, что вряд ли мог уронить себя в ее глазах больше, чем уже уронил в своих собственных.
Следующие два дня могли бы быть лучшими днями в жизни Софи. Наконец-то ее медовый месяц стал таким, каким она рисовала его в своих мечтах. Джулиан был добр, задумчив и бесконечно нежен. Он относился к ней, точно она была редким и бесценным произведением из фарфора. Молчаливая чувственная угроза, витавшая в атмосфере пролетевших дней, наконец исчезла.
Она не могла утверждать, что больше не видела желания во взгляде Джулиана, оно было, но тщательно скрывалось, и Софи больше не боялась, что пламя страсти вырвется из-под контроля. Наконец она получила ту передышку, которую хотела получить перед свадьбой.
Но вместо того чтобы успокоиться и наслаждаться жизнью, Софи чувствовала себя совершенно несчастной. Два дня она боролась с ощущением вины, пытаясь убедить себя, что поступила правильно, выбрав единственно верное в сложившихся обстоятельствах решение. У нее так мало прав, что она вынуждена была использовать средства, оказавшиеся под рукой.
Но свойственная ей честность не позволяла успокоить себя подобными объяснениями. На третье утро после фиктивной брачной ночи она поняла, что ни дня больше не выдержит, не говоря уже о трех месяцах.
Никогда прежде Софи не чувствовала себя так скверно. Самобичевание Джулиана давило на нее тяжелым грузом, и она была не в силах его вынести. Совершенно очевидно, он ругал себя за то, чего не делал. Но поскольку он не совершил ничего дурного, Софи чувствовала себя намного хуже, чем если бы он действительно сделал что-то плохое.