Обнажение чувств - стр. 33
– Это не твое дело! Как ты разговариваешь?
– Имею право! – огрызнулась Анна. – Я жена!
– Не жена, а вдова. – поправил Аркаша. – И между прочим, никаких прав не имеешь. Потому что не законная. И вообще, выйди и не подслушивай!
Анна встряхнулась и гневно ринулась к покойному.
– Да как вы можете!… Я тоже хочу побыть рядом с ним! Мне тоже надо сказать!… Пока здесь никого нет…
Если бы Сударев мог двигаться, то приобнял бы ее и, не стесняясь Аркаши, погладил по ягодицам, как это делал всегда, если был доволен поведением аспирантки. И Анна бы ощутила силу его покровительства. Не смотря на это, она бы потом все равно ушла, исполняя клятву не претендовать на роль вдовы профессора и не получать с этого никаких дивидентов. Сударев погладил ее, чтобы поощрить противостояние с Аркашей, зная волшебное качество этой интимной ласки. Все женщины мира жутко стеснялись, но жаждали и ждали таких прикосновений, даже от чужих мужчин. Это было непристойное и самое ожидаемое желание, они могли возмущаться, привлекать к суду, давать пощечины, убегать, но не зримый след мужской руки уносили с собой и долго его помнили, испытывая терпкое, волнующее чувство. И дело тут было не в эрогенной зоне, к сексу не имело отношения: Сударев был уверен, что после зрения, слуха и обоняния, осязательные свойства женских ягодиц стоят на втором месте. А возможно, и на первом, поскольку все иные органы чувств без работы сознания не действовали, когда как выпуклые части нижней половины тела имели свои глаза и уши, связанные напрямую с детородными органами – самыми таинственными, божественными составляющими женского существа. Поэтому старые бабки-повитухи советовали родителям чаще целовать маленьких девочек в попу и никогда не делать этого с мальчиками.
Женщин следовало гладить по волосам и ягодицам, что мужчины интуитивно и совершали. Сударев не поднимал вытянутой вдоль тела, руки, однако Анна ощутила его прикосновение, как Аркаша подзатыльник, и инстинктивно подтянула попу. Но гневная, не обратила на это внимания. К тому же, чуткий к женским эмоциональным переходам, обольститель чужих жен стал осторожнее в действиях и выражениях.
– Ну, хорошо. – вдруг согласился он, глядя на нее с интересом. – Все-таки ты другая женщина. Кажется, узнаю тебя, Марина Леонидовна. Или лучше называть Морено?
– Какая Морено? Вы с ума сошли? Бредите?
– Что же вы орете над усопшим-то? – оторвалась от чтения и сделала замечание старушка. – А ну как пробудите до срока? Он же ведь и так застрял, горемычный. Ни туда, ни сюда не может. А вы балаган тут развели! Отчитывать его мешаете…