Обломки мифа. Книга 2. Враги - стр. 12

– Нет.

– Вот видишь. И чем мне заниматься?

– Детьми. Постой, а как Вринга позволил тебе управлять Империей?

Феофания звонко рассмеялась:

– Я случайно узнала, что это он отравил Константина. Я ему об этом не говорила, но дала понять, что догадываюсь. Он скрипел зубами, но позволил. Следил за мной, боялся, что я разболтаю.

– Так это … – Никифор стал догадываться. – Так это ты привела меня на трон?

– Да, василевс мой. Не хотелось умирать от яда такой молодой. Иосиф Вринга вполне мог. Он ревновал к власти, как к девице. Боялся её потерять. И в результате потерял.

– Роман очень вовремя умер.

– При такой жизни, что он вёл, этого следовало ожидать. Нет, убивать Романа мне не было смысла. Я просто, на всякий случай подготовила ему замену. Если бы он прожил ещё лет тридцать, ничего страшного бы не произошло. Любовниками мы бы и так с тобой были. В своих походах ты бы знал, что в Городе тебя ждёт одна прелестная женщина.

– Ждёт ли?

– По крайней мере, была бы рада тебе и не отказала бы в небольшом удовольствии.

– Как и другим.

– Ой, не ревнуй. Можно подумать, ты в походе ведёшь монашескую жизнь!

– Так и есть.

– Ну, это твоё дело.

– Моё. Но Роман всё же умер и умер молодым. Людям рот не заткнёшь. Или скажешь, что это тоже Вринга?

Феофания опять пожала плечами.

– Не знаю, вряд ли, – сказала она, – в последнее время у Романа с мужской силой было не всё в порядке. Ему порошок какой-то привозили из Египта. Он его смешивал с вином и пил. Может быть от него.

– Почему ты так думаешь, Феофания? Он же сумел сделать тебе дочку.

– Потому, что этого порошка ему требовалось всё больше и больше.

– Откуда ты знаешь?

– Роман мне был мужем, Никифор. Он со мной делился.

– Да?

– Да. И это не его дочь. Я была тогда только с одним мужчиной. С тобой, василевс. И с другими я не спала.

– Анна моя дочь? – растерянно спросил Никифор.

Феофания улыбнулась мужской глупости:

– Твоя.

– Ты уверена?

– О, Господи! – возвела она руки к верху, а потом засмеялась и обняла Никифора, он не сопротивлялся.

– Конечно, уверена.

Потом, через двадцать пять лет, провожая свою дочь на север в жёны Владимиру, архонту Руси, Феофания вспомнила почему-то именно этот день и растерянное лицо Никифора.

– Но она рыжая.

– А у тебя в роду никого рыжих не было? – Феофания нежно улыбалась Никифору. – Цимисхий, например. В кого он такой рыжий?

– Мать у него рыжая.

– А мать у него кто? Не твоя сестра?

– А … Какая разница, – сдался император. – Всё равно мне, по воле Господа, обо всех троих заботится. Но лучше тебе всё-таки удалится из Палатия во дворец во Влахернах, под покровительство Божьей Матери. Это не далеко.