Облом, или Желаемое торжество не состоялось - стр. 18
Через два часа, она посмотрела, когда он вошел на, висящие на стене напротив , часы, Афанасьев был у нее.
– Точен, – усмехнулась она. – Ну-ну, давай, говори …
– Зинаида Евдокимовна, – поздоровавшись, начал он, – я хотел бы с Вами обсудить происшедшее вчера …
– А разве что-то произошло? – делая вид, что не понимает, спросила она, – Вроде все нормально …
– Да, если говорить о мероприятии …
– А о чем же еще говорить?
– О том, что Вы вчера при сотрудниках произнесли в мой адрес и как Вы это произнесли, – четко выговаривая каждое слово сказал он.
– Не помню, – соврала она.
– Вы назвали меня барином и накричали на меня.
– А, это, – внутри ее все ликовало: она зацепила, потрясла его; теперь надо дожимать, ломать его немедленно, – это пустяки, забудь.
– Нет, это не пустяки, – возразил он, – прошу Вас впредь так не поступать.
– Что …о? – она начала заводиться, – Я сама решаю как мне поступать. Подумаешь, недотрога, какой выискался!
– Я же просил Вас …
– Нечего меня просить! Все, иди, разговор закончен!
– Нет, Зинаида Евдокимовна, не закончен. Я должен быть уверен, что больше такого не будет.
– Будет – не будет, – она злилась все сильнее, – что я гадалка что-ли, посмотрим … Иди!
– Извините, Зинаида Евдокимовна, я не хотел, но вынужден напомнить, что существуют правила корпоративной этики …
– Что? – злоба была готова вырваться из нее наружу. – Что ты сказал?
– То, что любой сотрудник, не взирая, на занимаемую должность, должен соблюдать правила.
Готовая взорваться, она внезапно испугалась, подумав: а, вдруг, разговор кто-то слушает или сможет прослушать. Она с ужасом представила даже, кто это могли бы быть, и у нее засосало под ложечкой, от страха липкий пот начал покрывать ее тело.
– Только этого мне не хватало, – лихорадочно соображая как быть, подумала она. – И так ко мне полно претензий, а теперь еще и такое …
– Ладно, забудь, погорячилась, сам знаешь, с кем не бывает, – примирительно произнесла она, решив, однако, все же уколоть его. – Сам, небось, такой …
– Не такой, – отрезал он.
– Ну-ну, – она продолжала отступать, – тебе виднее …
– Так я могу быть уверенным, что то, что вчера было, больше не повторится?
– Можешь, – делая над собой усилие, произнесла она, – иди, я занята …
Афанасьев ушел.
– Нет, каков наглец! – оставшись одна, она дала волю накопившейся в ней злобе. – Каков наглец! Пришел требовать от меня, его начальника, извинений!
Такое для нее было в диковинку, ни разу за все ее время работы в организации никто не смел поступать с ней так, как Афанасьев. Она привыкла, что в организации все безропотно воспринимают любые ее слова. Привыкла, что она повелевает сломленными неумехами и лодырями, что она для них, как наушничали ей несколько зависимых от нее сотрудников, – «шефиня». Непривычное слово «шефиня» для нее означало нахождение на пьедестале, возвышало ее в собственных глазах.