Размер шрифта
-
+

Облако - стр. 24

– А вот тут вы, безусловно, правы.

Мужчина остро взглянул на Вадима.

– Итак, о чем это произведение?

Вадим отмахнулся.

– В первом приближении понятно – о глубинном мистицизме русского народа, о каком-то особом отношении к тому, что приходит с Запада и о всем таком прочем. Вы мне лучше другое скажите – как по-вашему – сам Лесков-то все это понимал?

– А, по-вашему, это имеет какое-то значение?

– Гм… по-моему, основополагающее, ведь это показывает глубину его замысла, а опосредованно – и глубину его личности, знаете, если он действительно имел в виду все то, о чем вы говорили, то это такой гений, о котором даже и подумать как-то страшно.

– Возможно, и все же обратите внимание на нечто куда более важное – каждое поколение не понимает классику по-своему, причем объектом непонимания является именно то, что для данного поколения актуальней всего, – проявлением этого системного правила данная история и является.

– Ну не будете же вы утверждать, что каждое классическое произведение имеет такую же загадку и такое же двойное дно, выворачивающее его понимание буквально наизнанку – все-таки «Левша» – достаточно специфическое произведение.

– Ну почему же, именно это я и утверждаю.

– То есть что, я назову вам любое классическое произведение, и вы тут же, не сходя с места, докажете, что смысл его противоположен тому, что существует во всеобщем мнении?

– Ну разумеется.

– Ну, не знаю… «Война и мир».

– Не надо. Если мы начнем перечислять, чего мы не понимаем в «Войне и мире», то на это уйдет объем текста, многократно превышающий саму «Войну и мир». Назовите произведение более скромных размеров.

– Ну… хорошо – «Евгений Онегин».

– Прекрасно. Еще одно произведение, изученное вдоль и поперек и тем не менее вызывающее у многих самое искреннее восхищение, произведение абсолютно знакомое и известное, абсолютно без белых пятен, понятное и ясное до последней буквы. И тем не менее, если вы мне позволите, маленький вопрос – а чем заканчивается «Евгений Онегин»?

– Ну, как чем… Тем, что Татьяна ему отказала.

– Не соблаговолите ли уточнить – как именно она это сделала?

– В смысле – процитировать?

– Это я могу, я, – худенькая девушка, весело подняв руку, живо подалась к мужчине. – Я помню, мы это в школе проходили. Можно?

– Прошу вас.

– Так вот: Онегин ей признался, и она действительно ему отказала. Вот:

Но я другому отдана,
И буду век ему верна.

– Я так и думал. – Мужчина сокрушенно покачал головой. – Вы знаете, должен вас огорчить – у Пушкина этого нет.

– Как нет?

– Так, нет. У Пушкина написано нечто другое:

Но я другому отдана;
Страница 24