Обида - стр. 4
А когда-то она ходила в лыжные походы, с привалом у костра и душистым чаем из закопченного котелка, в котором плавали сосновые хвоинки и листочки брусники. И компания была у Томки, весёлая и дружная. Где она теперь, Томкина компания? Вспоминают ли о ней? Или уже не вспоминают…
Отношения с мужем, раз пошатнувшись, так и не наладились. Уже не ходила Томка в походы, занималась домом, сыном. А вот с Анатолием… То, что было у них когда-то с Анатолием, ушло без возврата. Словно между ними выросла невидимая стена.
Муж приходил с работы, они вместе ужинали, смотрели телевизор, ложились спать. Утром Томка кормила мужа завтраком (вставать приходилось в пять, у него смена рано начинается), он молча вставал, ел тоже молча, потом молча ей кивал и хлопал дверью, и Томка грустно вздыхала…
А ведь когда-то по утрам уйти от неё не мог, случалось – на работу опаздывал. И улыбаясь счастливо, разводил руками: «Жена у меня такая… Не уйдёшь от неё! Не пускает. А работа – она ж не жена, никуда не убежит». И прощали ему на работе эти опоздания, слесарь был, что называется, от бога, другого такого не найдёшь.
Выходные Анатолий всё чаще проводил в гараже – «Работёнку подкинули левую, заплатят по-царски, ты ж хотела мебель новую, вот и купишь…» Возразить было нечего, деньги муж приносил домой всегда. Мебельный гарнитур был наконец куплен, Томка выбрала самый дорогой, и соседки, приглашённые на «смотрины», восхищённо цокали языками: «Эх, Томка, повезло тебе с мужиком! Нас бы так любили… Такую мебель отхватили, с ума сойти! Кожа натуральная, дерево натуральное, прямо как в кино».
И мебель у Томки была всем на зависть, и сын Генка вырос – все девчонки по нему сохли, и денег на всё хватало, а жизни не было! И счастья не было. Ненастоящее какое-то счастье – когда всё есть и ничего уже не надо. Не должно так быть, думала Томка. Анатолий пришёл к такому же выводу и однажды ушёл от неё, сказав на прощанье: «Эх, Томка, Томка… Полжизни я с тобой прожил и сам не понял, зачем. Ты ж не любила меня никогда. Ты деньги мои любила». Словно обухом по голове ударило Томку. Она молча поднялась и пошла собирать мужнины вещи. Доставала из шкафа по одной и бережно складывала в чемодан, словно прощалась. Наконец Томка щёлкнула замком и молча посмотрела на мужа, словно спрашивая о чём-то – без слов. Как в том, запомнившемся ей спектакле. Анатолий молча взял чемодан и ушёл. Если бы Томке тогда сказали, что она видит его в последний раз, Томка бы рассмеялась.
«Ну что ж… Насильно мил не будешь, – тихо сказала Томка, когда за мужем захлопнулась дверь. – Со мной плохо было, так может, с другой будет хорошо. Коли надумаешь вернуться, возвращайся. Не выгоню. Здесь твой дом, твоя семья, здесь тебя любят, любого, и всегда будут любить. Ты так и не понял». В тишине опустевшей квартиры слова звучали как-то странно. Никто ей не ответит, никто не возразит. Томка без сил опустилась на табурет. Тишина казалась равнодушной, холодной, нежилой. Словно из дома – тёплого, надёжного, привычно уютного Томиного дома что-то безвозвратно ушло… Может, жизнь? – подумала Томка. Хотелось плакать, но не было слёз. Вместо них была пустота.