Обет мести. Ратник Михаила Святого - стр. 25
Короткое чужое участие, а как всколыхнуло оно Ванькину душу! Князь ничего не мог бы знать про Амылея и его братьев, если б кто-то не повестил ему всю предысторию давешней охоты на татар! Неужели Грикша смог дойти до самого великого?.. Или еще кто-то проникся сочувствием и встал на сторону смерда? Господи Иисусе Христе, Пресвятая Богородица, заступница русская, помилуйте, обороните и спасите!! Не дайте в напрасную трату душу христианскую!!!
Иван забыл про принесенный поздний ужин. Упав на колени, он жарко молился всем святым угодникам, страстно припоминая немногочисленные молитвы, которым научила его мать. И добавлял свое, чисто человеческое, словно его ангел-хранитель сидел рядом за столом, подобно отцу, и внимал бедняге с сочувствием и легкой улыбкой. Догорела свечка, затекли колени. Лишь тогда он вновь переполз на соломенное лежбище, оставив забытый хлеб вездесущим мышам.
«На все твоя воля, Господи!» – пронеслось напоследок в голове. Всепобеждающий сон накрыл-таки парня своим невидимым одеялом.
Проснулся он от того, что все тот же странник тряс за плечо.
– Вставай! Эй, просыпайся! День уже на дворе. Велено тебя на суд доставить.
Опять горела свеча, более толстая и светлая. Иван тяжело поднялся, чувствуя ломоту в затекшем плече. Вспомнив про молоко, припал к корчаге и жадно ее опустошил.
– Идем, идем! – насильно подтолкнул его дружинник. – Собрались тамо уже все. Тебя ждут.
После многих часов темноты дневной свет резанул по глазам. Свежий воздух был подобен ковшу хмельного кваса. Ивана подхватили под руки двое и повели едва не насильно, заставляя иногда спотыкаться на деревянной мостовой, ведущей вдоль высокого резного терема. Когда глаза попривыкли, Иван шевельнул плечами и попросил:
– Пустите, братцы! Подумают, что упираюсь я… Не хочу того, пусть видят, что сам иду. Правое ведь мое дело, братцы!!
– Замолчь! – властно шикнул один, но все же ослабил пальцы. Иван гордо выпрямился и ускорил шаг.
Князь вершил суд на широком дворе. Под навесом располагались десятка три русичей, по всей видимости, приближенные Михаила. Отдельно сидели татары. Ивана поставили в центр на утоптанную и чисто подметенную землю.
Он повел глазами вправо-влево. Все славянские лица были как одно: сочувствующие и немного жалеющие. Лишь один в алом плаще округленно-испуганно таращил глаза, словно увидел пред собой идолище заморское.
Начался допрос. Иван назвал себя, откуда родом, вид промысла. Наконец дошли до главного.
– Как посмел ты, сын пахаря, поднять руку на слуг великого хана Тохты? Ты понимаешь ли, что вчера сотворил? На что надеялся, убивая ни в чем не виновных гостей наших?