Обещания и гранаты - стр. 13
Ревность не то качество, которое я обычно ищу в девушках, но ее присутствие в богине, стоящей передо мной, подобно свежей почве, в которой я готов пустить корни.
Это основа порочности, этой зеленой эмоции, и я планирую использовать ее, чтобы возродить нас из руин.
– Марселин, – медленно произношу я, когда моя помощница делает шаг назад.
Она замирает, хмурит брови, скорее всего, размышляя, не собираюсь ли я дать ей очередное задание, выходящее за рамки ее компетенции. Мысленно делаю себе заметку начислить ей премию и предоставить отпуск, потому что я и так ее уже во многое втянул.
Но преданность, как я выяснил с опытом, – небольшая цена, которую приходится платить некоторым людям.
Так я и попал в эту передрягу.
Расстегнув сумку, я вынимаю инвентарь для уборки и расставляю его на прикроватной тумбочке Матео. Первым делом берусь за нож в его груди, вынимаю медленно, чтобы не забрызгать все вокруг кровью, которая все еще струится из его груди. Она останавливается, но последним залпом проливается из раны на мраморный пол. Я проклинаю себя за то, что не подстелил брезент.
Вытираю лезвие платком, затем небрежно машу рукой в сторону Елены.
– Ты уже знакома с моей будущей женой? – спрашиваю я Марселин, упиваясь резкой тишиной, которая следует за этими словами.
Обожаю такие моменты, они режут воздух, как хлыст.
Наклонившись, вытираю кровь очистителем, который используют в больницах, и одноразовыми полотенцами, затем выбрасываю их в мусорную корзину. Одним пальцем закрываю Матео глаза, затем накрываю его одеялом до подбородка, подоткнув по краям.
Если не знать и не чувствовать запаха очистителя, перебивающего вонь в комнате, никогда и не поймешь, что он мертв.
– Прости. – Елена первая оправилась от моего заверения. – Твоей кем?
Как по команде, дверь в спальню снова открывается, и входит Рафаэль с лысым священником.
Я смотрю на Марселин.
– Нам есть во что ее переодеть?
Она, нахмурившись, качает головой.
– Нет, сэр.
Со вздохом я провожу рукой по волосам и встаю на ноги, попутно сбрасывая кожаные перчатки. Не хотелось бы, чтобы Елена была одета в платье, предназначенное для кого-то другого, но, полагаю, выбора особо нет.
Сняв пальто, я кидаю его на кровать рядом с телом Матео и расправляю отвороты своего пиджака. Святой отец лопочет что-то на итальянском, улыбка на его румяном лице говорит, что он понятия не имеет о происходящем.
Наверное, думает, что его вызвали провести церемонию венчания.
Елена смотрит на своего отца, затем на священника, прежде чем ее утомленный взгляд падает на меня. Ее глаза превращаются в две узкие щелки, ноздри раздуваются, словно она пытается испепелить меня.