Обещание - стр. 47

Алекс хотел мороженого, но я не позволила. На дворе уже не жарко, мало ли, ребенок простуду подхватит.

Шагая по каменным дорожкам, вымощенным небольшими серыми кирпичами, я увлеченно рассказывала Алексу смешные моменты из своего детства. О том, что когда была немногим старше его, затесалась в компанию мальчишек, об играх в войнушку, постройке шалашей и жарке на костре летними вечерами ароматного подгорелого, но страсть какого вкусного хлеба. Больше всего Алекс заинтересовался войнушками.

И я его понимала, сейчас дети редко играли в подобные игры, Алекс же не играл никогда. Он поделился, что вообще плохо сходится с другими ребятами его возраста. Но и все они играли в основном в компьютерные игры. Что ж, этим сейчас не удивишь никого.

Я настолько сильно увлеклась живыми воспоминаниями из юности, подкрепляя свой рассказ активной жестикуляцией, что совершенно не замечала ничего вокруг, и это стало моей оплошностью. На полуслове меня прервал неожиданный громкий взволнованный окрик Александра:

— Осторожно!

Вскинув голову, заметила несущегося прямо на нас на огромной скорости мальчишку, может, всего лишь на несколько лет старше Александра, с перекошенным от ужаса лицом, судорожно дергающего явно неработающие тормоза горного велосипеда.

В следующий миг все произошло настолько быстро, что я даже и испугаться не успела. Я толкаю Александра в сторону и застываю в ступоре, по-глупому зажмуриваясь и сжимаясь, а затем меня сбивает нечто большое и мощное, я лечу в траву, больно ударившись локтем, боком и поцарапав ладонь. Но в тот момент я даже и не почувствовала боли.

Вдох.

Черт!

Александр! Что с ним?!

Резко сев, нахожу сразу... их. От увиденного у меня перехватило дыхание, а рот и глаза ошарашенно округлились. Мозг вообще отказывался верить в то, что видел.

Александр и мальчишка на горнике ― вполне в порядке, только разве что испуганные. Рядом с ними, переминаясь с ноги на ногу, стоит девочка возраста сына подруги. Горник с крутящимся колесом лежит на боку. А ко мне стремительным шагом, пугая напряженным лицом и искренней тревогой в потемневших глазах, надвигается Божнев.

— Кир… — давлюсь воздухом, исправляясь: — Кирилл Александрович?!

— Как вы, Ада? Болит что-нибудь? — протягивает мне широкую ладонь. Шало хлопаю глазами и, не раздумывая, хватаюсь, позволяю себя поднять, машинально отряхивая одежду.

— Я цела, ничего не болит, — осторожно поднимаю глаза. — Благодаря вам.

— Не стоит, — отмахнулся Божнев, кинув быстрый взгляд на детей. — Главное, что с вами и вашим мальчиком все в порядке, Ада.