Обаятельная Вера - стр. 15
«Третий день Мишенька не берет телефон. По рабочему отказываются его звать: то вышел, то занят. Ехать самой на завод? Не пропустят. Сказать, что жена? Там знают, что жены никакой нет.
Это все из-за Сашки! Я прошу: дай мне развод. А он, что он делает? «Лидонька, все наладится». «Я тебе помогу, думай о Верочке». «У нас семья». Ноет. Просит. Как с ним быть?! Знает, что я люблю другого человека, и все равно стоит на своем!
Зачем я ему? В постели давно не жена, только по паспорту. Верой и домом мать занимается. Вот пусть остаются, живут втроем! Не собираюсь я отнимать ребенка, не нужно мне ничего – ни одной копейки, ни единой тряпки! С чем пришла, с тем и уйду. Пусть только отпустит!»
«Все кончено!!! Я его видела. Подсаживал в свою машину совсем молодую девку: где только нашел? Они уехали, я – к охране. «С кем это, – спрашиваю, – Михаил Игоревич?» Охранник усмехнулся гнусно (вспомнил, что ли, меня?): «С невестой». А мне как же жить?!»
«Смысла нет. Я устала. Знаю, что виновата сама: не дождалась любви, выскочила замуж по дурости. Даже расчетом назвать это нельзя – какой расчет, если ничего мне в этой жизни не нужно? Ничего, кроме любви!!! Где ты теперь, родной мой? Где ты, Мишенька-а-а?!»
Последняя запись была короткой и огромной: на полстраницы.
«ОТПУСТИТЕ. НЕТ СИЛ! ВЕРА, ПРОСТИ!»
Вера дочитала мамин дневник, сунула его под подушку и, изможденная избытком тяжелых эмоций, провалилась в глубокий сон. Она не слышала, как пришли домой сначала бабушка, потом папа. Не чувствовала прикосновений бабули, когда она пытался ее разбудить, чтобы накормить ужином. Не проснулась и когда перепуганный отец поздним вечером вошел в спальню – обнаружил, что ящик стола взломан, а дневник – страшное свидетельство его неоспоримой вины – пропал. Он потом долго сидел рядом со спящей Верой, и тяжелые редкие слезы сбегали к подбородку по морщинистым щекам.
Сначала в небытии Веры было темно – без красок и сновидений. А потом ей первый раз в жизни приснилась белокурая девочка, кружившаяся посреди василькового поля. Она подставляла солнцу лицо. То ли это была сама Вера в детстве, то ли Лида – во сне никак нельзя было разобрать, но чувствовалось, что это – очень родной человек.
Было радостно смотреть на девчушку: даже бесконечный синий цвет – цвет жалости – не омрачал сна. Девочка казалась спокойной и легкой. Без забот на душе. «Все будет хорошо», – крикнула она почему-то в небо, и Вера поверила ей.
Когда открыла глаза, перед ней сидела перепуганная бабушка, а у окна стоял мертвенно-бледный отец. Девочка не поняла, что там, на улице – сумерки или рассвет.