О видах на урожай, альфа-самцах и кусочке счастья (сборник) - стр. 24

В один из дней Вовчик, вернувшийся с речки как всегда голодный, в поисках бабушки забрел в полутемный дедов сарай, где и застал самого деда Степана: тот непонятно зачем пытался спрятать под верстак рубашку, которая была в чем-то испачкана. Увидев внука, дед стушевался.

– А, это ты, Вовка, – сказал он с облегчением, словно боялся увидеть кого-то другого. – Накупался?

– Ага. Есть хочу. Не знаешь, где бабуля?

– Да к соседке, наверное, пошла да заболталась. Знаешь же этих женщин, те еще трещотки, – пошутил он, однако глаза у него бегали. – А я, пожалуй, пока бабуля твоя на обед не накрыла, в душ схожу, что-то сопрел в этой жаре, – заторопился дед Степан в садовый душ.

«Так, интересно, зачем это дед рубашку свою прятал? Здесь что-то нечисто, – заподозрил неладное Вовка и, как только дедушка зафыркал под струями воды, достал рубашку из-под верстака. Она оказалась забрызгана… кровью. В бурых пятнах были правый рукав, передняя часть и сзади. Когда Вовка понял, чем замарана рубашка, он с ужасом и отвращением бросил ее на пол, а потом запихнул ногой обратно туда, где она лежала. Ему вдруг стало страшно оставаться одному в сарае, и Вовка выскочил оттуда шустро, как молодой сайгак.

Проходя мимо душа, Вовчик услышал сквозь шум льющейся воды бормотание деда: «Только бы Нина не узнала… Она мне не простит… Она убьет меня за это…»

Что не простит? О чем она не должна узнать? За что убьет? Эти вопросы совсем запутали Вовку, который не знал, что думать об этих пятнах. Если на рубашке дедова кровь, то где раны? Ведь Вовка видел его только что в одних брюках, и на теле ничего не было, никаких порезов. Если это чья-то кровь, то чья?

И тут мальчишку словно осенило: он не раз слышал, как дед Степан грозился когда-нибудь убить соседа дядю Федора, любившего пьяным жечь прямо у дома костер, искры от которого разносил ветер. Тогда даже мальчику бывало страшно, что загорится не только его дом, но и другие тоже.

Вовчик вспомнил: как раз накануне дядя Федя, опять сильно пьяный, снова развел огонь почти у стены их дома, и дедушка из-за этого ругался, а бабушка успокаивала его:

– Ну что с дурака возьмешь, Степа? Он же на всю голову больной.

Потом дед куда-то ушел и вернулся часа через два и попросил бабушку накапать ему сердечных капель. Он был не похож на себя обычного: весь взъерошенный, нервный.

Неужели он… убил дядю Федора? Вовке стало страшно от этой мысли: дедушка, его добрый и мирный дедушка Степан – и убийца? «Нет, такого не может быть, – не верилось мальчику. – Тогда откуда на рубашке кровь? И дяди Феди сегодня не было видно… Точно, убил. Убил и закопал…»