О бедном вампире замолвите слово - стр. 21
– Пацан, не знаю, какой Илюшин изобрёл твой кукурузник, но, сука, дай парашют, что ли?!!
Дельтапланерист заплакал, изогнулся и острыми зубами впился в руку безбилетного пассажира. Тот, заорав от боли, дёрнулся и почувствовал, что падает. Уже в полёте успел заметить горящие фиолетовые глаза спортсмена, длинное рыло и хвост. Упав в густой кустарник, окруживший необхватный ствол какого-то дерева, Дальский долго лежал, восстанавливая дыхание. Потом перевернулся на спину, сел, прислонился спиной к дереву, и прошептал:
– Всегда говорил, что америкосы в своём Голливуде туфту гонят… – Он вытянул средний палец и, ткнув им в небо, заорал:
– Выкуси, супермен грёбаный! Чёрный плащ – отстой, «Спартак» – чемпион!!!
Послышалась музыка. Вставать не хотелось, но экономист, в виду многодневного запоя слабо понимал, что происходящее не укладывается ни в какие рамки, и что с позиции здравого смысла лучше было бы затаиться в кустиках и уснуть. Он встал на колени и пополз.
Выполз Мамонт Дальский на поляну, где дёргались, крутились, прыгали слабосветящиеся фигурки.
– Брейкеры, – пробормотал Дальский, решив во что бы то ни стало расспросить ребят о том, как выйти к трассе.
– Пацаны, подвезёте? – начал он и умолк.
Танцоры, покрутившись на голове, сделали сальто и ускакали с поляны, не ответив на вопрос.
– Жил ниггер гомосек, фак ю, фак ю, – речитативом, подражая реперам, проорал им вслед заблудившийся человек, прилёг тут же и, пропев вместо припева: «Белые кораблики, белые кораблики…», крепко заснул.
Проснулся Мамонт далеко за полдень.
– Приснится же, – пробормотал он, смутно помня страшные рожи, увиденные во сне.
Следующий день прошёл почти спокойно. Никто не встретился Дальскому, если не считать того, что из-за дерева выглянула синяя физиономия не то вампира, не то вурдалака, но уставший человек не придал этому значения. Когда на третий день мытарств, одуревший от свежего воздуха, здорового подножного корма, состоящего из трав и ягод, а так же от кровопускания, которым удружили заботливые алтайские комары, он всё же вышел на берег Оби, то сначала не поверил своим глазам. Размытые в утренней дымке силуэты городских зданий на другом берегу реки казались миражом, и для верности мужчина простоял два часа, дожидаясь, пока утреннее солнце разгонит морок. Силуэты не пропадали, напротив, становились чётче. Ветер донёс до страдальца звук автомобильного гудка, и тогда Мамонт окончательно поверил в свою удачу. Он рухнул на колени и, размазывая по грязному, заросшему щетиной лицу налипшую паутину и скупые мужские слёзы, прошептал: