Нюрнбергский эпилог - стр. 54
По мере того как обнажалось истинное лицо Шпеера, тот все больше и больше терял самообладание. Он стал бормотать что-то не очень внятное в том смысле, что «охотнее остался бы архитектором, чем министром вооружений». Но советский обвинитель не интересовался его карьерой архитектора и одно за другим предъявлял суду неопровержимые доказательства преступной деятельности Шпеера в качестве руководителя министерства вооружений. Попытка подсудимого предстать перед судом неким «беспартийным специалистом», и даже более того – «гуманным человеком» никак не удалась. Обвинитель оглашает подписанный Шпеером приказ о том, чтобы СС и полиция «спокойно принимали суровые меры и направляли лодырей в концлагеря». Шпеер знал, что «лодыри» – это иностранные рабочие, а концлагеря – это верная смерть.
Затем предъявляется новый документ – показания рабочих танковых заводов о каких-то стальных ящиках. Подсудимый спешит объяснить, что это ведь обычные шкафы для вещей, для спецодежды. Но обвинитель вновь обращается к показаниям свидетелей:
«Я, нижеподписавшийся Дамм, лично видел, как трое русских рабочих были заперты в ящик, причем двое из них в одно отделение… Двое русских должны были всю ночь под Новый год находиться в этом ящике, в то время как на них выливали ледяную воду».
Шпеер уже не может отрицать, что эти «шкафчики» не что иное, как камеры пыток. Он просит только верить ему, что всегда требовал хорошего обращения с иностранными рабочими, ибо понимал: от условий, в которых они находятся, зависит результат труда. Однако обвинитель и на этот раз нокаутирует его. Он цитирует статью Шпеера из газеты «Дас рейх» от 19 апреля 1942 года:
«Энергичнее применять самые суровые наказания за проступки: карать каторжными работами или смертной казнью. Война должна быть выиграна».
– Вы так писали? – спрашивает Рагинский.
И Шпеер, которому деваться уже некуда, признается:
– Да, писал.
Постепенно выясняются и связи министра вооружений с Гиммлером. Подсудимый тщетно пытается увернуться: помилуй бог, как можно заподозрить его в том, что он не знал, что такое гестапо? Знал, конечно знал, и потому не хотел иметь никаких дел с этим грязным учреждением. Однако советский обвинитель опять показывает Шпееру, сколь неуважительно его отношение к труду следователей. Рагинский напоминает Шпееру, что 4 января 1944 года у Гитлера состоялось совещание, на котором он, министр вооружений, потребовал, чтобы Заукель поставил ему в 1944 году «не менее 4 миллионов рабочих из оккупированных областей». Но не это еще было самым неприятным. Обвинитель тут же обращает внимание Шпеера: в протоколе совещания зафиксировано, что в осуществлении указанной программы «будет принимать участие Гиммлер». И это еще не все. Обвинитель предъявляет новый документ, свидетельствующий, что Шпеер договаривался с Гиммлером, сколько процентов от продукции, производимой при помощи угнанных в рабство иностранных рабочих, должны получать эсэсовцы.