Няня для дочери тирана. Стань моей мамой - стр. 49
Все так же и целуясь, мы перемещаемся к калитке, ведущей во двор, потом оказываемся в бане. В предбаннике тепло — видимо, Михаил не зря так орудовал топором.
Мы не говорим друг другу ни слова. Да я даже стараюсь не открывать глаза. Боюсь испортить все.
Да что вообще происходит?
А происходит то, что я собираюсь переспать с этим невыносимо высокомерным снобом. И я… Само осознание, что это не претит мне, закрадывается на задворки здравого смысла, но тут же отступает назад, когда руки Михаила уже проникают под одежду.
Я путаюсь в завязках на поясе его спортивных штанов, а он справляется с моей одеждой, которая уже на полу, быстро. Шаг к деревянной стене, поворот, мои руки прижаты к тёплому покрытию, а на шее я чувствую дыхание. Глаза так и не открываю — боюсь, что все рассеется дымкой, как только сделаю это.
Михаил со своими штанами справляется одной рукой, которой сейчас так не хватает на моей. Толчок — и я приподнимаюсь на цыпочки. Непривычно, даже странно, но приятно. Это, черт возьми, приятно.
Даже вот так, в деревенской бане, у стены. Я даже хочу открыть глаза и посмотреть сейчас на лицо Михаила.
Что я творю, черт возьми? Именно эта мысль приходит в голову, когда я откидываюсь ему на грудь, едва чувствуя ноги. Но тут же оказываюсь на стоящем здесь диване, и новая волна удовольствия не заставляет себя ждать.
Сжимаю бедра Михаила своими ногами, утыкаюсь носом ему в шею и… улетаю. Так далеко, чтобы осознание того, что мы переступили грань, не мучило меня.
Приехала отдохнуть, Софья Антоновна? Отдохнула? Принимай последствия. Глаза все равно придется открыть.
— Что мы наделали? — тихо говорю я, когда Михаил поднимается, но он прекрасно слышит.
— А мне показалось, что ты сама была не против, — врывается в мое сознание довольно холодный голос. — Или будешь строить из себя невинную девицу и попросишь жениться?
Несмотря на то, что я полностью обнаженная, да и Михаил не успел одеться, подскакиваю с дивана, как будто у меня ничего не болит. А наш марафон нельзя назвать привычной нагрузкой для моего тела.
— Это ты таким образом пытался мне что-то доказать? — спрашиваю, продолжая стоять на месте, хотя хочется пойти в баню и отмыться от всего, что произошло.
— Что ты? — удивляется Михаил и тянется за полотенцем на крючке. — Ты была такая… вся из себя, спорила со мной. Интересно было, насколько далеко ты зайдешь. Скажи, а вот восторженный вид долго репетировала?
Вся кровь ударяет мне в голову. Давлю в себе порыв расцарапать эту высокомерную рожу, молча подхватываю одежду, проглатывая слезы, которые этот… этот… никогда не увидит. Он уходит в баню, гремит тазиком.