Новый Олимп - стр. 31
Нилия и из ужина умудрилась устроить шоу. Я безостановочно ловил со всех сторон мужские взгляды, а сидящий за соседним столиком парень просто до неприличия пялился на мою божественную спутницу, пока не получил тираду гневным шепотом от своей подружки.
– Ты могла бы этого не делать? – поинтересовался я у Нилии.
– Да ты, никак, ревнуешь? – улыбнулась дочь Эрота. – Милый мальчик, я не твоя собственность.
Я яростно дёрнул зубами мясо с шампура и в раздражении запил пивом. От понимания, что она права, почему-то брала злость. И не потому, что я не признаю отношений без обязательств. Но в данном случае возникало ощущение, что как к собственности относятся ко мне самому. От этого ощущения захотелось встать из-за стола, сказать: «Знаешь, милая девочка, я ведь тоже не твоя собственность» – и уйти. Я в один глоток допил пиво, поднялся, бросил на стол деньги, с лихвой перекрывающие счёт, и посмотрел на Нилию…
На губах богини играла лёгкая полуулыбка, в огромных глазах её было что-то такое, что напрочь убило мою решимость. На неё невозможно было повысить голос, с ней нельзя было разговаривать как со смертной женщиной. Ей можно было только восхищаться.
– Я покурю снаружи, – хрипло проговорил я, чувствуя, что задыхаюсь от восхищения.
– Конечно, – улыбнулась богиня.
Сигарета гуляла в непослушных пальцах. Я кое-как прикурил и затянулся полной грудью. Наваждение медленно отступило. Чёрт бы подрал эту чудо-женщину. Как она это проворачивает? Снова пустив дым в лёгкие, я перешёл через улицу и влился в толпу, окружившую музыканта. Тот перебирал струны, и мне стало ужасно любопытно посмотреть, насколько я угадал с его внешностью. К удивлению моему, не угадал вовсе. Не было никакого парня в эльфийском костюме. На тротуаре в кругу слушателей сидел бомжевато одетый старик с козлиной бородкой и выдающимся носом. Лицо его испещряли глубокие морщины, говорящие о необыкновенно богатой мимике, из-под кустистых изогнутых бровей на зрителей глядели удивительно живые глаза. В них было что-то молодое, озорное. Сам старик выглядел поджарым, тощим и подвижным, как бродячая собака.
Тонкие длинные пальцы музыканта перебирали струны незнакомого инструмента, напоминавшего нечто среднее между арфой и гуслями.
– Я спою вам о великом нарте Сослане, – с видом былинного Баяна поведал старик, перебирая струны. – О том, как закалили его тело и как обрёл он свою неуязвимость.
В этом театрализованном представлении было что-то наивное до комичности, но я не успел улыбнуться. Старик запел, и все мысли о наивности, комичности, театральности улетели прочь. Голос уличного музыканта звучал негромко, но в нём было столько мощи, столько веры, что всякие мысли о неискренности пропадали сами собой.