Размер шрифта
-
+

Новые русские бесы - стр. 11

И вдруг – меня от этого чуть покоробило; наверное, и дальше будет коробить всю жизнь – я догадался: эти люди не верят в силу молитвы. Для них это все абстракция. Для них такое служение, которое показано на примере отца Александра, – это просто спасение личной жизни, и все. Хотя я глубоко убежден, что если бы не дети, отец Александр – и в тексте об этом прямо говорится, – он бы не боялся, потому что уже лагеря прошел. И когда его допрашивали НКВДешники, он сказал, что согласен с тем, чтоб всем было хорошо, но ничего не может сделать с тем, что молился за Родину. Поэтому люди, которые не верят в силу молитвы, не могут понять, что это такое. Совершенно. И самое чудовищное, что Сталин поверил в силу молитвы, а они не верят. Так что же это такое?

Другой вопрос, что не все верующие, что есть атеисты. На здоровье! Хорошо, тогда посмотрите на эту историю просто по-человечески. Пройди и проживи с отцом Александром эту гуманитарную историю. Один зритель мне написал, что, с его точки зрения, отец Александр выступает как социальный работник. Бог с тобой. Не веришь ты в Бога, посмотри на отца Александра как на «социального работника». Попробуйте и вы так, спасите пяток детей. Из Саласпилса. Спасите – и все простится вам.

– Другая тема, которую вы обозначили в фильме как важную, – это возрождение веры перед лицом смерти.

– Да, очень важной и принципиальной для нас была сцена, когда достают колокола и открывают роспись на куполе в храме. Я люблю эту сцену. Для кого-то она слишком пафосная, а кого-то раздражает так сильно, как будто окропили его святой водой. Прямо аж зашипело. А что такого? Что?

Я очень хорошо помню: когда настало время перестройки и стали показывать наши разрушающиеся храмы, сколько было стенаний после этих документальных фильмов. Сейчас мы показали, как люди восстановили храм в условиях войны, и это вызывает бесовскую реакцию. Это поразительно! Что-то не так «в Датском королевстве». А для меня это важно, и все. Я непоколебим, потому что крестился я тогда, когда нельзя было это делать – 30 лет тому назад. Слава Богу, я пережил разные времена. Но даже, получается, не хватает и этого милосердия. А что же нужно? Я понимаю, что нужно этой либеральной мысли: хорошо было бы, если бы у священника был какой-то порок, если бы он был пьяницей, а еще лучше, если он окажется педофилом. Вот тут бы проснулся живой-преживой интерес, о-го-го какой! Как это печально…

– Скажите, как вы искали актера на главную роль?

– Это было сложно. У нас были долгие пробы. Сергей Маковецкий – мой любимый актер, но по сценарию священник был постарше, более пожилой. Но моя жена Татьяна убеждала меня, чтобы я взял Сергея. В конце концов мы попробовали Сережу, и, слава Богу, все получилось. Тем более что уже была выбрана на главную женскую роль Нина Усатова. Она была сразу безусловным кандидатом и для меня, и для Сегеня. Странным образом мы начали с матушки. Хотя чего тут странного? Матушка – это такой мостик между несколько отдаленным от паствы священником и паствой. Священник хоть и является центром приходской жизни, все равно отдельный человек. Сколько я ни встречал священников, они абсолютно другие, чем остальные люди. Разных встречал, даже не очень красноречивых, слабых, но в вопросах веры они абсолютно другие. И это особенно заметно по глазам.

Страница 11