Новые Дебри - стр. 13

Происходящее казалось удивительно похожим на игру даже в первый вечер, когда заход солнца застал их врасплох до того, как они развели костер. Даже когда у них сводило желудки от грубой пищи, а вскоре затем – от ее нехватки. Даже когда их лагерь впервые разорил голодный медведь. А потом умер первый из них – от гипотермии. И еще один, не распознавший несъедобный гриб. И тот, которого потрепала пума. И тот, который сорвался со скалы. Казалось, они едва успели спастись от одного чудовища, спрятавшись в стенном шкафу, как наткнулись среди вешалок на другое, уже выпустившее когти. Как же можно было остаться здесь? Нет, нереально. Какая-то жуткая подстава.

Ей то и дело представлялось, как Глен вот-вот возьмет ее за запястье, заставит повернуться и поведет ее вместе с Агнес назад к заграждению на границе, обратно к цивилизации. Но этого так и не случилось. В конце концов, до Беа дошло, что территория, по которой они устало плелись изо дня в день, бесконечна. «А если мы дойдем до края, границы, ограды, гранитной стены, то просто повернем обратно», – осознала она. Разве теперь они могли вернуться в Город? Агнес стала как жеребенок – резвая, любопытная. И здоровая впервые за свою короткую жизнь. В первый раз Беа позволила себе поверить, что Агнес будет тосковать по этой земле. А сама Беа выживала, когда гибли другие, более сильные, чем она. Это приглушало ее тревожность, льстило ее самолюбию. Может, у нее и вправду есть способности к этому самому выживанию. «А вдруг это решение было верным. А вдруг все пройдет успешно. А вдруг мы в своем уме». Такая у нее появилась мантра. Она повторяла ее почти ежедневно. Как и теперь.

Беа обвела взглядом лица сидящих кружком, безумные в пляшущем отсвете пламени. Она думала о том, что после Девятой реки в группе появилась некая тяжесть. После веревки. После Кэролайн. Никто не смотрел на Беа. Мешок с мясом ей передавали молча и забирали у нее слишком быстро. Тяжесть казалась нацеленной на нее. И это, как считала она, нелепо. Им и прежде случалось терять важные вещи, и никто за это не отгораживался от виновных.

Была у них чайная чашка, которой они пользовались в торжественные моменты ритуалов, придуманных ранее для отдельных вех новой жизни.

Эта чашка принадлежала Кэролайн, передавалась из поколения в поколение в ее семье потомков первых поселенцев Нового Света. Нелепейшая вещь, какую только можно притащить в Дебри, но изящная и красивая – с надколотым золотым ободком и красочным гербом того места, откуда бежали предки. У чашки имелась своя деревянная коробочка для переноски, с подкладкой из крошащегося от старости бархата, в котором чашка плотно сидела, пока в ней не было необходимости. Смешно, но они берегли ее. В ней можно было заваривать цветы, или корешки, или кости, смотря по ритуалу и по сезону, а потом передавать ее из рук в руки, усевшись вокруг костра. Им нравилось держать ее в ладонях, и хотя в Дебрях многое с виду казалось нежным, в действительности таковым не было ничего. Полые птичьи косточки? Кружево паутины? Филигрань лишайников? Все они были прочными и жесткими. А чашечка – нежной по-настоящему, и каждый поневоле становился нежным, когда она переходила к нему. И это ощущение воспринималось как дар, когда все остальное время приходилось быть жестким.