Новогодний сюрприз - стр. 21
– Я согласен, – не совсем уверенно прозвучал ответ Бобова.
– Вот и хорошо. Пока нет Иванченко, доложи-ка, какие сведения удалось выудить у сторожа кафе «Металлург» и у постового проходной завода?
Бобов слегка ухмыльнулся, лицо его приняло смешное выражение, и с улыбкой на губах он сказал:
– В том то и беда, товарищ следователь, что всевидящие ока ночного сторожа кафе в эту замечательную новогоднюю ночь оказались невидящими!
Я подозрительно и явно изумлённо посмотрел на Бобова. «Решил и тут выделиться!» – подумал я, глядя на весёлого опера.
– Как предлагаешь понять твои слова, товарищ опер? Растолкуй, пожалуйста.
Бобов с ухмылкой ответил:
– Понимай хоть в прямом смысле, хоть – в косвенном.
– Ты, Николай Никифорович, ненароком, не пропустил в свою душу «хмельного»? Уж очень твой язык на то похож. Мелет, что вздумается. Сторож что, действительно оказался слепым? Как же его приняли на работу? Вот это новость! Такой случай в моей практике тоже впервые. Как же он работает, не видя ничего? Ты, Бобов, шутить надумал?
Довольная улыбка расплылась на лице Бобова.
– Я пошутил, Рудольф Васильевич. Это, конечно, шутка! А ты подумал, что я всерьёз?
Я всерьёз рассердился на Бобова.
– Нашёл время шутить! Не до шуток сейчас, говори по делу! Тоже мне шут гороховый нашёлся!
Бобов, чтобы исправить свою оплошность, быстро, уже без лишнего юмора, нормально, как подобает, проговорил:
– Он, конечно, не ослеп, даже чересчур был зрячий. За ночь не пропустил ни одной полной рюмки. В результате, как говорят в народе, оказался «пьян в стельку». Дрыхнет, не пришёл ещё в себя. Не получилось у меня с ним человеческого разговора, а только животное мычание исходило от него.
– Хорошо. Ты, Николай Никифорович, о стороже не забывай. С ним, так или иначе, придётся состыковаться. Он может быть важным свидетелем! А что говорят… – успел только произнести я, как к нам в кабинет ворвался, как бешеный, запыхавшийся, как будто какое-то страшилище гналось за ним, кинолог Бакланов. Пот мелкими ручейками стекал по его раскрасневшемуся лицу. И не успев толком закрыть за собой дверь, сходу, едва переводя дыхание и боясь, что тут же издаст последний выдох, выкрикнул:
– Рудольф Васильевич! – успел только произнести, и неожиданно голос его прервался.
Дыша из последних сил, он насильно проглотил слюну и пытался возобновить разговор:
– Сначала собака повела по следу к речке Гнилуша… – снова голос прервался, и он стал шарить глазами по кабинету – как я догадался, искал воду.
Я, поняв, что Бакланову трудно говорить из-за сухости в горле, быстро поднялся, подошёл к шкафу, где стоял графин с водой. Налил в стакан воды и подал Бакланову.