Размер шрифта
-
+

Новобранец - стр. 7

За окнами осенний жесткий дождь
Холодную по стёклам гонит воду.
А в комнате и сухо, и тепло,
Как и должно быть в мерзкую погоду.
И я дышу на хрупкое стекло,
И я гляжу на быстрые разводы, —
Земли размокшей малолетний вождь.
Мой старший брат за письменным столом
Раскрашивает контурные карты.
Соседний дом мне кажется слоном,
Ступающим по улицам Джакарты.
На толстой ветке жирный Пиночет
В одежде блёклой тусклого портрета.
А за стеною зажигают свет,
В соседней комнате отец шуршит газетой.
Забрёл на север. Как? Не понимаю.
Слон покачнулся, зябок и простужен.
На кухне моя мама, напевая,
Готовит что-то вкусное на ужин.
Меж рамами, насупившись, комар,
Смешная мумия, задумчив и серьёзен.
За окнами все движется кошмар,
Все длится, желчегонен и серозен.
И я не знал, что скоро все пройдет:
И дождь, и эта комната, и ужин,
И этот слон, шатаясь, пропадет,
И город будет никому не нужен.
И я достанусь людям незнакомым,
Шершавой точкой старой круговерти,
Задумчивым, застывшим насекомым
Меж рамами рождения и смерти.

7

Николай был ещё старшеклассником, когда в стране началась эпоха пышных похорон. Сначала умер Брежнев, но не внезапно, как многие думают, а только после того как населению дали вдоволь насладиться просмотром "Лебединого озера" и вообще предоставили народу возможность увидеть и услышать много чего классически балетного и симфонического. Сначала это выглядело как поломка телевизора, потом подумали, что рухнула Останкинская башня и напоследок, уже при падении, она выплеснула в эфир своё самое дорогое, что имело, – записи советского балета. Степные жители с тревогой посматривали, не поднимаются ли на западе, там, где, говорят, была Москва, зловещие силуэты атомных грибов. Но горизонт был чист, и только с тихим шелестом перекатывались по замёрзшей ноябрьской степи 1982 года гонимые ветром ажурные шары перекати-поля. Но потом соратники Брежнева оставили между собой ненужные споры, всё себе доказали, обо всём договорились и позволили своему невеликому, но звездоносному и добродушному кормчему тихо и мирно официально почить в бозе. Об этом и рассказали по телевизору, и тогда этот аппарат очнулся и перестал транслировать эротику в классической обёртке. Но балет только на время прекратился, чтобы с новой силой вспыхнуть в девяносто первом году, когда скончается уже всё государство целиком.

Коля помнил, как в школе, после скорбного известия о кончине Брежнева, всем дали задание явиться на следующий день с траурными красной и чёрной ленточками, пришпилив их к лацкану пиджака комсомольским, пионерским или октябрятским значком. Беспартийным ученикам надо было воспользоваться обычной булавкой. Без ленточек в школу в этот день никого не пускали. На страже интересов среднего образования стояла высохшая как палка и чёрная как смерть Софья Кидырбаевна Кагашева, а эта женщина до этого, и потом долго ещё после, никого и никогда даже без сменной обуви в школу № 3 не пускала, не то, что без ленточек. С осени по весну по утрам она стояла насмерть, перегородив вход в школу, а в это время за углом из окна мужского туалета то и дело вылетала одна и та же пара задрипанных кедов, которые пацаны подбирали и по очереди предъявляли этому Церберу об одной засушенной голове.

Страница 7