Новейший Завет - стр. 28
– А я согласна. Например, фильмы… Современную синтетическую ботву смотреть невозможно! – подключилась журналисточка, ответственная за культуру и светскую жизнь.
– Конечно! Если знать, с чем сравнивать, – обрадовался поддержке первый. – А литература? Вторичная, третичная, пластиковая. Авторы не пытаются изменить читателя, а лишь подстраиваются под него. Ориентируются не на художественную ценность, а только на спрос.
– Лишь бы угодить лохам, чтоб покупали херню всякую, – поддакнул кто-то из редакторов.
– А изобразительное искусство? Тут я не особенно силен. Может, подскажет кто? – оглядел присутствующих первый.
Культурная журналисточка уверенно заявила:
– Да плохо всё. Либо гиперреализм – это когда фотографии рисуют зачем-то, либо абстракционизм дичайший…
Народ загалдел.
– Ну эт давно, ещё с «Чёрного квадрата»…
– Вот-вот. Херня для лохо́в!
– А что ты против чёрных квадратов имеешь? У меня в туалете плитка такая. Очень к размышлениям располагает.
– Да ну… гнилая тема. Не раскачать, – решил остановить галдёж второй журналист.
– Ну можно же попытаться по-новому взглянуть на причины, – стал выкарабкиваться первый. – Мировой заговор, например. Дескать, существуют некие силы, которые заинтересованы в поголовном отупении Homosapience…
– Но тогда получается, что до этого они были заинтересованы в обратном? – хмыкнул второй.
– Да! На определённом этапе нужны архитекторы и инженеры, а потом, когда всё уже построено, – только персонал, обслуживающий механизмы. И лучше, если тупой и не задающий лишних вопросов, которые может подсказать высокое искусство. Следуя некоему глобальному плану, к миллениуму всё построили, наладили добычу и переработку, поэтому и решили поменять основную доктрину… – не унимался первый, но к концу тирады немного скис.
Повисла пауза.
– Дерзай! – воскликнул О́дин. Журналисточка вздрогнула. – Экспертов обязательно подключи. Но чтоб не в одни ворота: пусть кто-нибудь скажет, что именно такое искусство, которое мы имеем, и нужно современному человеку.
Материал получился несколько поверхностный, но О́дин всё равно выпустил его в эфир.
Ещё можно было развлечься чтением. У кровати стояла этажерка с довольно странной библиотекой с уклоном в антропологию и историю религии. Максим уже забыл, когда в последний раз держал в руках бумажные издания. Листая страницы, он в подробности не вдавался – больше картинки разглядывал.
Буратино выходил на связь редко: говорил только по делу и напрочь отказывался развлекать скучающего затворника праздными беседами.
Самым значительным событием за время заточения стала пластическая операция, в необходимости которой Максима убедил «внутренний голос». Пришли какие-то люди в медицинских масках – по всей видимости хирург с ассистенткой, – и прямо на кухонном столе сделали из Максима нового человека.