Новейшие приключения Петрова и Васечкина в горах Кавказа - стр. 2
– Чего делали? – начал оправдываться Петров. – Чего мы делали-то?
– Эти ваши чмоки-чмоки! – издевательски произнёс Васечкин. – Такой ты, значит, друг! Что ты ей подарил? Ну кроме цветочков?
– Брелок, – процедил Петров.
– Брелок? Какой ещё брелок?
– Ну, всадник…
– Какой всадник? Медный?
– Да нет, просто всадник. На лошади…
– Зачем это?
– Просто так… – снова пожал плечами Петров. – Удобно ключи носить.
– Ах удобно, вот оно что! Какой ты у нас заботливый!
Петров промолчал и пожал плечами, что могло означать – да, я вот такой, какой есть!
Васечкин, раздумывая, скептически разглядывал Петрова с головы до ног. Петрову от этого взгляда стало как-то тоскливо, и он уже собрался выяснить, чего ради Васечкин так на него уставился, как тот сам прервал затянувшуюся паузу.
– Всадник, значит… – насмешливо протянул Васечкин. – Понятненько. Это ты у нас, значит, всадник, так что ли?
– Да нет, это просто… – забормотал Петров.
– Опять «просто», – прервал его Васечкин. – Смотрю, у тебя всё так просто, прямо проще некуда! Да, не ожидал от тебя, Петров! Всё теперь про тебя ясно! Если друг оказался вдруг!..
– Да чего я сделал-то? Она сама!.. Подумаешь!..
– Подумаешь, да не скажешь! – горько усмехнулся Васечкин. – Чего сделал? А то ты не знаешь! Эх ты, за какой-то поцелуй друга продал!
На этих словах Васечкин гордо повернулся и пошёл прочь.
– Чего я продал-то? – суетливо заспешил за ним Петров. – Никого я не продавал! Ты чего, Васечкин?
Но Васечкин даже головы не повернул. Он был глубоко уязвлён. Будто Петров не знал, что он, Васечкин, давно и упорно добивается взаимности Старцевой. Что в последнее время лёд вроде бы тронулся, и Маша стала смотреть на него куда благосклонней, чем раньше. И вот теперь он коварно опередил его, влез прямо перед его носом с этим проклятым букетом и каким-то брелком со всадником! А Маша, Маша-то хороша! Чего стоят её внимательные взгляды, разговоры о жизни, нежные улыбки?! Теперь понятно, что ничего не стоят! А о поцелуе Маши Старцевой Васечкин не смел даже мечтать. Это было за пределами его воображения. И вот пожалуйста, нате вам! Вот так вот, за какие-то паршивые цветочки и копеечный брелок с всадником раздавать поцелуи! Где это видано! И как, скажите, после такого предательства можно жить на свете?!..
Вопрос этот остался без ответа, поскольку, собственно, никому специально и не предназначался.
– О, женщины, ничтожество вам имя![2] – мысленно произнёс Васечкин, входя в класс.
И хотя произнёс он это про себя, но почувствовал при этом такое отчаяние, что на глазах чуть слёзы не выступили.