Новеллы. Второй том - стр. 44

Владимир проснулся в тот момент, когда двери автобуса отворились, и водитель, обернувшись в салон, крикнул.

– Молодой человек! – Это ваша остановка!

Голяков спрыгнул из автобуса на землю и прошел в дацан, обдумывая сон. Ответ сна был банально прост, Владимир запнулся об пустую бутылку, и, дорога родовой нити, по которой он мог дотянуться до отца, – прервалась.

– Надо завязывать пить! – Сам себе вслух сказал Голяков. В таких раздумьях, он не заметил, как подошел к дверям дацана.

– Время бежит! – Снова вслух удивился он, – прямо не заметил, как добрался, словно и часа пути не прошло!

Навстречу ему вышел монах Жамсо. Владимир, было, улыбнулся знакомому отца и протянул руку, но осекся под строгим взглядом монаха.

Жамсо строго сказал:

– Входи.

Голяков поклонился в ответ и зашёл. Не проронив ни слова, они шли по территории дацана. Видно было, что монах чем-то озабочен. Он привел Голякова в кедровую рощу, где они присели на скамейку.

Лама заговорил, глядя на храм:

– Я ошибся, когда рассказал тебе там, на станции, про белый камень. Нам запрещено выходить в мир и тем более запрещено вмешиваться в мирские дела. У нас иное предназначение. Помочь больше я тебе ничем не смогу, ты сам должен найти на все ответы.

– Я хотел поговорить с вами об отце, – сказал Владимир.

– Твой отец снится мне. Он просит помочь тебе, – произнес Жамсо.

– Вы с ним общаетесь? – удивленно спросил Голяков.

– Когда-то я обещал твоему отцу присмотреть за тобой, поэтому он ко мне во сне и приходит. В новолуние приходил и просил навестить тебя. Вот почему я просидел на кладбище два дня, прежде чем тебя оповестили. Снился он мне и вчера, снова просил помочь тебе, – рассказал монах.

– Не переживайте за меня. Я со всем справлюсь. Но вы сказали, что говорите с моим отцом. Как? – поинтересовался Владимир.

– Он приходит ко мне, когда я медитирую, или во сне. И просит, что бы я помог тебе. Но он не понимает, что этим я могу изменить твою судьбу и будущее всех твоих наследников, – вздохнул Жамсо.

– Я не понимаю, как это происходит. Отец же умер? – недоумевал Голяков, – хотя, пока я ехал к вам, мне тоже снился отец, но он мне ничего не сказал. Да и я никогда вообще не уделял внимания снам, и, если честно, всегда считал суеверием, бабкиными сказками.

Монах внимательно посмотрел в глаза Владимира. Мужчине стало неловко от этого пронизывающего насквозь взгляда, он почувствовал, что монах может узреть причину, по которой отец не захотел с ним говорить.

– Мир, в котором я живу, отличается от твоего, мальчик мой. Я вижу, что у тебя сейчас нелёгкий период в жизни. Но дорогу осилит только идущий, если он не боится сделать шаг. Я верю, что ты сам найдёшь выход. Вижу, ты уже понемногу начал это делать, – глаза старого монаха светились добротой и мудростью, – ты все правильно делаешь. Начинаешь с себя. Наведешь у себя в голове порядок, разложишь все по полочкам, и все встанет на свои места, – заверил Жамсо.