Новая жизнь. Книга 1. Сергей Савелов - стр. 11
– Благодари своего бога, что остальные части тела на месте. У других и этого нет! Как решу, так и будет.
Понимаю, что профессиональная черствость медику необходима, и ему некогда вникать в душевные переживания каждого больного или раненого. Но это моя нога! Как мне дальше жить и служить с протезом? Хотя со службой, похоже, закончено. Пятку все же отрезали. Что-то там было слишком сильно повреждено.
Среди соседей по палате велись всякие разговоры о дальнейшей службе. Передавали слухи, что после ампутации конечностей или других тяжелых ранений после обращения к Министру Обороны некоторых офицеров оставляли на службе в Вооруженных Силах в штабах или в военкоматах. Допускаю, что чудеса случаются, если за чудом стоит влиятельный покровитель или покалеченный представлен к высокой награде – Звезде Героя или ордену Ленина. Во втором случае подобное хорошо работает на репутацию Министерства Обороны и государства в целом, а куда девать тысячи покалеченных в неофициальной войне? Эту непопулярную в народе войну до сих пор стыдливо называют – оказание интернациональной помощи дружественному народу Афганистана.
Все знают о «вьетнамском синдроме». Теперь в прессе упоминается «афганский синдром. Тысячи интернационалистов возвращаются в гражданскую среду и пытаются встроиться в обычную жизнь, однако Афганистан у каждого, побывавшего «за речкой», оставил свой след в душе, и не все могут принять многогранность мирной жизни. Отсюда несдержанность, пьянство, наркотики и преступность среди «афганцев». Привычные для обычных людей – черствость, равнодушие, обман, предательство, интриги, обиды, оскорбления, оброненные мимоходом, бывают неприемлемы для тех, кто видел и привык к другим отношениям. Повышенное чувство справедливости может вызвать неадекватную реакцию у опаленного войной и желание ответить на обиду, оскорбление радикальным способом или уйти от проблем в пьяное или наркотическое забытье.
Когда болезненные страдания и ощущения у меня уменьшились, стал задумываться о своей дальнейшей судьбе и жизни с полученными ранениями.
Мои и чужие раны.
Последнее, что помню из того последнего моего боя – это взрыв и удар под зад, а дальше темнота. Потом приходил в сознание несколько раз. Хохол тогда успел сообщить, что наш БТР подорвался на мине.
«Куда делся шлемофон с головы?» – неожиданно заинтересовался. Вероятно, сорвало гарнитурой, когда порхал в полете безвольной тушкой и воткнулся пустой головкой в афганский песочек с камушками.
Вновь и вновь прокручиваю в голове детали, предшествующие бою. «Что-то меня беспокоило тогда!» – вспоминаю. Первое, что меня насторожило – поведение местного населения у первого кишлака. Обычно, когда проезжали местные кишлаки, то бачата, по-детски непосредственные, бежали к машинам и, протягивая смуглые ручонки с наркотиками, кричали: «Чарс, чарс