Новая национальная идея Путина - стр. 23

Остальные важные последствия событий 1991 года все же можно назвать вторичными, сопровождающими переход экономических ресурсов в частную собственность. Среди них: распад империи, смена плановой экономики на рыночную, снижение уровня жизни большинства населения, расширение некоторых гражданских свобод (слова, передвижения, совести и т. д.), введение формальной многопартийности и, формально, альтернативных выборов в органы власти.

Так что, бегая на демонстрации в поддержку Ельцина, мы все добывали собственность для бюрократии. Ветеранам защиты Белого Дома можно выдавать медали «За взятие собственности для бюрократии». Те сторонники Ельцина, которые, как Чубайс или Юмашев, потом стали коммерческим партнерами бюрократии – работали на свое будущее. А те, кто, как и большинство тогдашних демократов, до сих пор продолжает вести скромное интеллигентское существование – работал на бюрократию безвозмездно.

Прошедшие 20 лет развеяли многие мифы, которыми жили несколько поколений советской интеллигенции, в т. ч. и ваш покорный слуга, впитавший их, что называется, с молоком матери.

1. Миф о том, что крушение социализма принесет счастье или уж, по крайней мере, демократию народам СССР.

После крушения СССР демократическая система по западному образцу установилась только в странах Прибалтики. И то с существенными оговорками. Права и свободы даже там получили не все, значительная часть населения оказалась в роли бесправных «неграждан». В остальных странах установилась или восточная деспотия покруче правления КПСС (Средняя Азия, Казахстан, Азербайджан, Белоруссия), или имитационная демократия, как в России или на Украине, за которой скрывается власть криминально-бюрократической олигархии.

Что касается счастья, то с ним дела обстоят еще хуже. По всем опросам подавляющее большинство бывших граждан СССР считают, что рыночные реформы не улучшили их положения. Согласно совместному исследованию Института социологии РАН и Фонда им. Ф. Эберта в России «Двадцать лет реформ глазами россиян», доля считающих себя «выигравшими» в ходе реформ составляет всего 10 %.

Я уже не говорю о безвозвратных жертвах реформ, «о кровавых костях в колесе» истории реставрации капитализма на постсоветском пространстве – сотнях тысяч жертв войн в Чечне, Таджикистане, Грузии, Осетии, Абхазии, Приднестровье, Карабахе, октябрьских событий 1993-го в Москве, бандитизма, терроризма и т. д.

Объяснения, что капитализм в России установился не тот, который хотели инициаторы реформ, не принимается. Какой мог, такой и установился. В Эстонии же другая система возникла, в Туркмении – третья, а в Грузии – четвертая. И это, конечно, не случайно. Значит, в России именно тот вариант капитализма, который здесь и сейчас может быть, к которому страна с ее культурными особенностями и социальными традициями готова. Не нравится эта система? Тогда нужно признать, что стране была необходима другая, некапиталистическая перспектива развития.