Новая инквизиция - стр. 52
Он всегда был сторожем – и до того, как умер отец, и после, уже познав великое таинство жизни. Он хорошо помнил все школы, ПТУ и дома пионеров, которые сторожил. Учился ли он сам в школе – такой мелочи Петраков не помнил.
На крыльце стоял человек – сухо-казённое лицо, в руке полуоткрытая книжечка удостоверения. Петраков молча загородил проход, он теперь побаивался людей с казёнными лицами. И с удостоверениями.
– Пожарная инспекция, – сказал человек. – Плановая проверка состо…
Пришелец осёкся. Лицо стало другим. Появившееся на нем выражение хищного азарта испугало Петракова – сторож шагнул назад.
Незнакомец скользнул внутрь, закрыл дверь. Сказал с неприятной улыбкой:
– Ну здравствуй, Алябьев…
Удостоверения в руке уже не было. В руке был нож.
Сторож почти не изменился по сравнению с фотографиями десятилетней давности. Но Лесник узнавал его непозволительно долго – секунд пять, не меньше.
Могло это закончиться плохо – его визави, несмотря на внешнюю хилость, ножом владел на удивление быстро и ловко. Так, по крайней мере, утверждали материалы уголовного дела.
Нашумевшего дела Алябьева.
Дела о людоедстве.
Все началось одиннадцать лет назад. Жил-был мужичок в Московском районе города-героя Ленинграда – тихий, мирный, незаметный. И бесследно пропадали в этом же районе люди. Случается, дело житейское. По «наколке» соседей к мужичку пришли с обыском… впрочем, подробности сыска в данном деле не интересны. Три холодильника в его квартире были забиты стеклянными баночками с мясом.
Консервы, изготовленные кустарным способом, дали ответ, что сталось с пропавшими людьми.
Причём на каждой полке холодильников стояло одинаковое число банок, расставленных в одном и том же строгом порядке. Более того, в каждой банке – равное число кусочков мяса. Ровненьких, кубических, одинаковых. На полу – геометрические узоры из пустых банок, в специальном кондуите – непонятные подсчёты…
Северо-Западный филиал Конторы тут же сделал стойку – все напоминало неизвестный и непонятный ритуал. Оказалось – нет, случай чисто криминальный.
Времена были трудные: еда – по талонам, вся жизнь – по талонам. Запуганный психопатом-отцом, психопат-сын панически боялся голода, и когда родитель умер, завещав себя съесть, великовозрастное чадо исполнило его волю. И затем пошло на улицы города – заготавливать мясо.
Однако не страх голодной смерти гнал сироту на охоту; главным мотивом было иное: возникшая внезапно страсть. Делить целое на части, а потом части делить на новые части, дробить целое до логического конца, до атомов – вот великий смысл, великое таинство жизни. Такими атомами и стали стеклянные баночки-консервы. Странно, но детей он не трогал, этот гений арифметики…