Носорог для Папы Римского - стр. 43

Но он упорствовал, он вел их за собой – по берегам Срединного моря, от Понта до Геркулесовых столбов, углублялся в марево раскаленных песков, заглядывал в земли, покрытые вечным льдом, где солнце поднимается лишь единожды в год, а зима сливается в одну сплошную ночь. Он рисовал райские уголки, где среди сочной зеленой травы бьют бодрящие фонтаны, он рисовал адские реки и плюющиеся огнем горы. Когда он говорил о крайностях окружавшего их мира, голос его звучал громче, жесты становились размашистее. И все недоуменнее и растеряннее становились монахи. Каждый день после службы шестого часа они почтительно внимали его рассказам о чудесах и чудовищах и при этом почти не переговаривались, а если и говорили, то все их толкования были такими же нелепыми, как и прежде. Каждый день, когда братья отправлялись в свои блуждания по острову, Йорг замечал, что все больше их прячет от него глаза, он видел, что ухмылка, скрытая за бесстрастными чертами брата Герхарда, становится шире, и мучился сомнениями в тиши своей кельи. Ему, по меньшей мере, требовалось пробудить их любопытство. Его замысел не желал правильно воплощаться, он должен был потерпеть крах задолго до того, как нога кого-либо из монахов коснется земель за пределами Узедома. Они были слепцами – или просто не желали видеть. В таком случае они споткнутся, упадут. И он возвращался к книгам, впитывал их, вчитывался, пока пламя свечей не начинало плясать у него в глазах и буквы не окутывались туманом. Он все никак не мог найти то, что было ему так необходимо, и братья разбивались на группки, перешептывались. Он развернул их лицом к острову, и в конце концов они смирились с этим. Но то, что лежало за пределами острова, было выше их понимания.

Пришла осень, а с нею и праздник благодарения. С берез осыпались желто-красные листья, солнечный свет терял яркость – его поглощала приближающаяся зима. Дни становились короче, островитяне уже принялись чинить заборы и копать канавы, их жены занялись предзимними заготовками, а он все продолжал читать свои лекции. Пульс острова бился реже, и Йорг чувствовал, что мысли его тоже ворочаются медленно-медленно, будто готовятся – но все еще не до конца готовы – к неизбежному поражению. Выхода он не видел, но и заставить себя остановиться был не в состоянии. Он больше не мог нести свое бремя – свою братию. Он чувствовал себя опустошенным, внутренний голос в нем умолк. А потом, в день святого Бруно, когда небо и море слились в одно серое марево, уравновешивая друг друга и стирая линию горизонта, по ступеням к его келье медленно вскарабкался брат Ханс-Юрген и сообщил, что на остров прибыли двое незнакомцев – солдаты, сбежавшие с очередной войны, идущей где-то на юге.