Носферату - стр. 4

– Картина кардиограммы ничем не отличается от десятка предыдущих, – произнес доктор. – У пациента девятка по шкале Глазго: медленная альфа-волновая активность, соответствующая альфа-коме. Скорее всего, он просто разговаривал во сне. Порой «овощи» вроде этого парня выкидывают подобные трюки.

– Он открыл глаза, – сказала Эллен. – И смотрел прямо на меня. Он знает мое имя. А также имя моего сына.

– А вы никогда не обсуждали сына с другими сестрами рядом с Мэнксом? – спросил Патель. – Он мог что-нибудь бессознательно услышать. Вдруг вы сказали, даже не знаю, например, что ваш сын недавно выиграл конкурс произношения слов по буквам. Мэнкс услышал ваши слова и повторил их во сне.

Она кивнула, однако все равно размышляла. Он знает среднее имя Джосайи. Таких подробностей на работе она никому не рассказывала. «Место для Джосайи Джона Торнтона в Стране Рождества, – сказал ей Чарли Мэнкс. – А тебе самое место в Доме сна».

– Я так и не прокапала ему кровь, – сказала она. – У него уже две недели анемия. Подхватил инфекцию мочевыводящих путей через катетер. Я принесу свежий пакет.

– Не беспокойтесь. Я сам накормлю старого вампира. Вы сильно испугались. Забудьте о работе. Идите домой. Вам сколько осталось до окончания смены? Час? На сегодня вы свободны. И возьмите завтра выходной. Пройдитесь по магазинам. Выкиньте из головы сегодняшнее происшествие и расслабьтесь. Рождество ведь, медсестра Торнтон.

Доктор подмигнул ей.

– Вы же знаете, что это самое чудесное время года?

Пацанке было восемь лет, когда она впервые проехала по крытому мосту, пересекавшему расстояние между Потерянным и Найденным.

Произошло это следующим образом: они только что вернулись с озера, и Пацанка в своей спальне приклеивала к стене плакат Дэвида Хассельхоффа – черная кожаная куртка, усмешка с ямочками на щеках, скрещенные руки и неизменный КИТТ, – когда услышала истерический крик из комнаты родителей.

Пацанка упиралась ногой в изголовье кровати, прижимая постер грудью к стене и закрепляя углы коричневой клейкой лентой. Она замерла, наклонив голову набок, задумавшись, из-за чего на этот раз мать подняла столько шума. Похоже, она что-то потеряла.

– Он был у меня, – кричала мать. – Я знаю, что был!

– Может, ты сняла его у озера? Перед тем, как пойти купаться? – спрашивал Крис Маккуин. – Вчера вечером?

– Говорю же, я не плавала.

– Может, ты сняла его, когда наносила лосьон для загара?

Они продолжали в том же духе, и Пацанка решила пока не обращать на них внимания. К своим восьми годам Пацанка (Виктория – для школьной учительницы, Вики – для матери, но для отца и в глубине своей души она всегда считала себя только Пацанкой) научилась не придавать значения вспышкам материнского гнева. Пацанка настолько привыкла к постоянным припадкам смеха и взвинченным крикам переменчивой Линды Маккуин, что почти их не замечала.