Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль - стр. 85

Антон вытер слёзы, вздохнул и поднёс к глазам шкатулку.

«Вот. Она рассказала мне о прошлом. Рассказала, что я – русский, что я – сын России. Милая моя… ты пролежала в земле двадцать лет, чтобы молча поведать мне про меня. Спасибо тебе».

Он склонился и поцеловал холодную крышку.

«Умом Россию не понять… Да. Только сердцем. Сердцем понял я тебя, милая моя Родина. В сердце будешь ты у меня вечно».

– В сердце будешь ты у меня вечно… – прошептал он и добавил: – Прими же от меня. Прими то, что не только моё, но и наше. Русское…»

Размахнувшись, он бросил шкатулку в пруд.

С коротким всплеском она скрылась под тёмной поверхностью.

Он безотчётно стал стаскивать с себя одежду.

«Прими и меня, и меня прими…» – вертелось в воспалённой голове.

Раздевшись, он бросился в воду.

Она обожгла, тяжело раздвинувшись, потянула в чёрную глубину.

– Я с тобой, Таня… – шепнул Антон и нырнул.

Тьма надвинулась, обступила со всех сторон. Он повис в ней, чувствуя над собой давящую толщу.

И когда осталось только выдохнуть, чтобы никогда больше не увидеть оставшегося наверху мира, что-то сверкнуло в сознании ярким золотым светом, в ореоле которого ясно и близко возникло лицо монашенки, двадцать лет назад зашедшей в их дом.

То была простая русская женщина лет пятидесяти, всю сознательную жизнь проведшая в монастыре. Сидя в горнице и запивая ключевой водой сотовый мёд, она неторопливо беседовала с юным Антоном о вере, а под конец сказала слова, которые сейчас вспыхнули огненными буквами среди беспросветного холодного мрака:

– Милый мой, мы-то ладно, пожили, и хватит, а вот от вас судьба Рассеи зависит. Она на вас надеется, на молодых.

И словно кто-то протянул Антону ту самую большую и добрую руку – тьма осталась внизу, он вынырнул и жадно вдохнул ночной воздух, опьянивший его своей пряностью и теплотой.

За секунды его погружения мир дивно преобразился: яркая полная луна сияла на небе, освещая всё вокруг молочным светом, мёртвые доселе деревья шевелили ветвями, кусты качались, тёплый ветер скользил над прудом. А на том берегу… Антон не поверил – сияла сказочно красивая, облитая луной церковь.

Нет, нет, вовсе не мертва была она! Всё так же блестел купол, светилось здание и плыл над лесом крест.

Антон взмахнул руками и поплыл к ней.

И с каждым взмахом пробуждалось в нём что-то, что невозможно высказать, а можно лишь почувствовать в сердце.

Берег приблизился.

Антон вышел на берег. Мокрый, глинистый, он лежал перед церковью и назывался Русская Земля.

Антон опустился на колени, коснулся её рукой. Она была тёплой, влажной, доверчивой и благодатной. Она ждала его, ждала, как женщина, как мать, как сестра, как любимая.