Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль - стр. 75
Прижав руку с зажатым в ней письмом ко лбу, Антон закрыл глаза, вспоминая:
– Анисова… Демисова… простая русская фамилия… Боже мой… надо вспомнить…»
– Денисьева!
Как только эта фамилия слетела с губ, Антон вздрогнул, словно поражённый ударом грома:
– Денисьева?! Но фамилия моего деда – Денисьев!
Андрей Федорович Денисьев… Федорович! Андрей Федорович!
Антон безотчетно смотрел на пожелтевшую бумагу, испещрённую нервным неразборчивым почерком.
«Так, значит, мой дед – сын Тютчева?! Один из трёх детей Денисьевой? Но почему же я раньше, читая многочисленные биографии поэта, не обратил внимание на сходство фамилий? Почему никто не сказал мне об этом? Ни отец, ни мать, ни мачеха? Странно. Как всё это странно…»
Он провёл рукой по лицу, словно ощупывая себя.
– Я потомок Тютчева. Его правнук. С ума сойти!
Нервно рассмеявшись, он сложил письмо, убрал в шкатулку, закрыл её. Потом взял другую бумагу, не менее пожелтевшую и ветхую, развернул и вздрогнул.
Посередине листа располагались четыре строки, написанные всё тем же почерком:
Ф. Тютчев
Что-то странное произошло в душе Антона. Словно ярко вспыхнувший свет моментально осветил судьбы его отца, деда, прадеда, заставив их слиться воедино, зазвучать в сердце Антона. Он явственно почувствовал связь поколений, связь времён, связь живых людей, со всеми их привычками, страстями, особенностями, слабостями, достоинствами и недостатками.
Испарина покрыла его бледное лицо, сердце отчаянно билось.
Знакомые с детства строчки стояли перед глазами, звучали на фоне осеннего, залитого спокойным солнцем сада:
Как просто и ясно это было написано!
Как бесконечно глубока и непреложна была эта мудрость и как трепетна и завораживающе притягательна эта тайна!
Антон смотрел на яблони, на крапиву с бурьяном, на гнилой повалившийся забор, и давно забытая фраза отца, оброненная более двадцати лет назад, пробудилась в памяти:
«Ты, Антоша, русский человек. Когда поймёшь и почувствуешь это, тебе станет не только легко, но чрезвычайно хорошо. Хорошо в полном смысле этого слова».
Тогда, в ранней юности, он не придал большого значения этим словам, но теперь он почувствовал их во всей полноте.
– Я русский, – прошептал он, и слёзы заволокли глаза, заставив расплыться и яблони, и забор, и крапиву.
– Я русский. Я тот самый, плоть от плоти, кровь от крови. Я родился здесь, на этой бескрайней и многострадальной земле, загадка которой вот уже несколько веков остаётся не разгаданной для холодного иноземного ума. Но умом-то Россию не понять. Только сердце и душа способны справиться с этой загадкой… И я… я часть этой земли, этой загадки, этого народа. Это для меня горят багрянцем замершие подмосковные рощи, хрустит под ногами крепкий январский снежок, шелестит на тёплом майском ветру нежная береста, жужжат золотые бронзовки, сгибаются под увесистыми каплями полевые ромашки, шумит вековой, одиноко стоящий на краю леса дуб. Это для меня звенит колокольчик под валдайской дугой, сверкает неистовой синевой Байкал, осыпается снег с огромных таёжных кедров, кричат взмывающие в небо журавли…