Размер шрифта
-
+

Нона - стр. 3

Нона.

Я сел через два табурета от нее, раздатчик подошел и посмотрел на меня.

– Чего?

– Черный кофе, пожалуйста.

Он пошел налить. У меня за спиной кто-то сказал:

– Глядите-ка, Христос опять на землю сошел, как всегда предсказывала моя мамочка.

Долговязый посудомойщик захихикал: быстрые захлебывающиеся йик-йик. Водители у стойки присоединились к нему.

Раздатчик принес мне кофе, хлопнул его на стойку, плеснув на оттаивающее мясо моей руки. Я отдернул ее.

– Извиняюсь, – сказал он равнодушно.

– Чичас он себя исцелить, – крикнул водитель из алькова.

Подсиненные близняшки заплатили и поспешно ушли. Один из рыцарей шоссе подошел к проигрывателю и бросил в щель пятицентовик. Джонни Кэш запел «Мальчик по имени Сью». Я подул на мой кофе.

Кто-то дернул меня за рукав. Я повернул голову. Она! Пересела на свободный табурет. Это лицо вблизи почти ослепляло. Я расплескал кофе.

– Извините. – Голос у нее был низкий, почти атональный.

– Вина моя. Я еще не чувствую пальцев.

– Мне…

Она умолкла, видимо, не зная, что сказать. И вдруг я понял, что она чего-то отчаянно боится. И вновь на меня нахлынуло то же чувство, которое я испытал, едва увидел ее, – желание защищать ее, заботиться о ней, успокоить ее страх.

– Мне нужна попутная машина, – договорила она торопливо. – А попросить кого-нибудь из них я боюсь. – Она еле заметно кивнула в сторону алькова.

Как мне объяснить вам, что я отдал бы все на свете, лишь бы иметь возможность ответить: «Ну, так допивайте кофе, моя машина у самой двери». Какое-то безумие утверждать, что я испытывал такое чувство, когда она мне и десяти слов не сказала, как и я ей, но было именно так. Глядеть на нее было, словно глядеть на Мону Лизу или Венеру Милосскую, которые вдруг ожили. И было еще одно ощущение: будто в темном хаосе моего сознания зажгли мощный прожектор. Было бы куда легче, если бы я мог сказать, что она была податливой девчонкой, а я – большой ходок по женской части, находчивый остряк и обаятельный говорун, но она не была такой, а я не был таким. Я знал только, что не могу дать ей то, в чем она нуждается, и у меня разрывалось сердце.

– Я голосую, – сказал я ей. – Полицейский прогнал меня с шоссе, а сюда я зашел, только чтобы согреться. Мне так жаль.

– Вы из университета?

– Был. Бросил сам, прежде чем меня выгнали.

– И едете домой?

– Дома у меня нет. Я вырос в приюте. В колледж поступил только потому, что получил стипендию. И все испортил. А теперь не знаю, куда еду.

История моей жизни в пяти фразах. И нагнала на меня уныние.

Она засмеялась – и меня обдало жаром и холодом.

Страница 3