Ноль К - стр. 18
– Здесь, говорят, есть хоспис. Там вы и беседуете с умирающими?
– Это место называют хосписом. И убежищем называют. А я не знаю, что это. Каждый день отправляюсь туда, в многоуровневое подземелье, с сопровождающим.
Новейшее оборудование, говорил он, квалифицированный персонал. Однако же ему вспоминается Иерусалим XII века, монахи-рыцари, заботившиеся о паломниках. И кажется порой, что он находится среди прокаженных, больных чумой, глядит в изможденные лица словно с полотен старых фламандских мастеров.
– Кровопускания, клизмы, омовения – я представляю себе, как рыцари, тамплиеры, всем этим занимались. И люди, больные, умирающие, шли к ним отовсюду, молились за них.
– А потом вспоминаете, кто вы и где вы.
– Я помню, кто я. Госпитальер. А где я, не имеет никакого значения.
Росс тоже говорил о паломниках. Может, никто и не собирался создавать здесь второй Иерусалим, но люди долго шли сюда, чтобы взойти на новую ступень существования или хотя бы с помощью науки сохранить свое тело, свою ткань от разрушения.
– В вашей комнате есть окно?
– Мне не нужно окно. Что я за ним увижу? Беспросветное, тупое отчаяние.
– А сама комната, если у вас такая же? Не слишком маленькая?
– Комната для успокоения и раздумий. Можно поднять руку и дотронуться до потолка.
– Ну да, монашеская келья. И плащ. Все смотрю на ваш плащ.
– Нарамник называется.
– Плащ монаха. Но так не похож на монашеский. Они обычно серые, коричневые, черные или белые.
– Русские, греческие монахи…
– Да-да…
– Картезианцы, францисканцы, тибетские монахи, японские, монахи в Синайской пустыне…
– А ваш плащ, этот? Он откуда?
– Висел на каком-то стуле. До сих пор отчетливо помню, как увидел его.
– И взяли себе.
– Только взглянул и понял, что это мой. Мне предназначен.
Я мог бы начать расспрашивать. Чей стул, чья комната, в каком городе, в какой стране? Но понял, что такое вмешательство в ход повествования будет оскорбительным.
– Чем еще вы занимаетесь? Кроме того, что помогаете людям в последний день и час?
– Только этим и занимаюсь. Беседую с людьми, благословляю. Они просят подержать их за руку, рассказывают о своей жизни. Те, кто еще в силах говорить или слушать.
Незнакомец поднялся и оказался выше ростом, чем на первый взгляд. Он зашагал к двери. Я смотрел, как развеваются штанины его пижамных брюк – плащ только до колена доставал. А на ногах высокие кроссовки, черно-белые. Нет, считать его чудаком я и не думал. Чудаком он явно не был. Наоборот, в присутствии человека, который так выглядит, так говорит и которого направляет только случай, я почувствовал себя менее значительным. И понял, что плащ для него – ритуальный предмет, очень важный, – монашеский нарамник, шаманский костюм, в котором, как полагает хозяин, заключена потусторонняя сила.