Ночные грехи - стр. 24
– Наше обычное безумие, – сказала она, тепло улыбаясь Митчу. Она выглядела лет на сорок с хвостиком, привлекательная, со светлыми волосами, подстриженными под «пажа» и заправленными за уши. – И так всегда, когда город готовится к Празднику снега… Дениз сказала, что могла бы приехать на выходные.
Митч взял меню.
– Как у нее дела в школе дизайна?
– Ей нравится. Просила поблагодарить вас еще раз, что посоветовали ей вернуться. Навестите ее как-нибудь, как будете в Городах. Она встречается с архитектором, но это несерьезно, – поспешила добавить она и пристально посмотрела на Меган. В ее хитром взгляде мелькнула какая-то догадка.
– Ммммм, – процедил сквозь зубы Митч. – Дарлин, это – Меган О’Мэлли, наш новый агент из БКР. Она заменит Лео Козловски. Это ее первый вечер в городе, и я подумал, что неплохо бы было познакомить ее с «Бабушкой». Меган, Дарлин Холлстрём.
– O-o-oх! – Дарлин охватила целую октаву. Она натянуто улыбнулась Меган и еще раз бегло, но внимательно осмотрела ее в поисках каких-либо признаков замужества. – Как приятно видеть новое лицо в городе! А ваш муж тоже работает в Оленьем Озере?
– Я не замужем.
– Ну да это меня не касается. – Она поддержала эти слова улыбкой. – Мы все действительно любили Лео. Приятно пообедать.
Митч тяжело вздохнул, когда Дарлин легкой походкой отошла от столика.
– Кто такая Дениз? – поинтересовалась Меган.
– Сестра Дарлин. Ее разведенная сестра. У Дарлин были идеи…
– Правда? А как ваша жена отреагировала бы на это?
– Моя?
Митч перехватил ее пристальный взгляд, направленный на руку, в которой он держал меню. Золотая полоска на его левом безымянном пальце мерцала в мягком свете. Он носил кольцо по множеству причин – потому что это помогало отражать повышенный интерес женщин-охотниц, потому что это уже стало привычкой, потому что каждый раз, когда он смотрел на него, он привычно ощущал жало горя и вины. Он оправдывался, что был полицейским, а полицейские по природе своей мазохисты, или тем, что он – католик, он находил много способов оправдать кольцо.
– Моя жена умерла, – тихо сказал он, и, казалось, его голос, холодный и жесткий, опустил между ними барьер из железных прутьев.
Прошло почти два года, а эти слова все еще имели вкус клея, как на почтовых марках – горький и едкий. Ему не становилось легче. Он принимал сочувствие так же неловко, как иногда действует игрок в бейсбол в обороняющейся команде, находясь между второй и третьей базами.
– И закроем тему, – сказал он решительно, мысленно проводя линию и возвращая Меган на место.
Его гордость и независимость не давали ему принимать сострадание малознакомых людей. Оно вызывало в нем приступ гнева, затаенного гнева, его постоянного спутника. Он сдерживался и контролировал себя безжалостно. Контроль был его силой, его спасением.