Ночные грехи - стр. 10
Рабочая одежда Эда Бергена тепло и сладко пахла коровой, парным молоком и едва уловимо – навозом. У него было то же стоическое лицо, какие она видела у многих северных фермеров, но его глаза были яркими и влажными от беспокойства, и они наполнились слезами, когда она сказала, что врачи сделали все возможное, но не смогли спасти его жену.
Она села рядом с ним и стала объяснять ему жестокие ритуалы смерти. Даже в это скорбное время надо принимать решения… и так далее… и так далее… Она говорила тихо, монотонно, как на автопилоте, оцепенев от усталости, подавленная накатившей депрессией. Как врач, она часто обманывала смерть, но смерть не позволит ей выигрывать каждый раз, а она так и не научилась, да и вряд ли когда научится, оставаться безразличной к потерям… Адреналин, который подпитывал ее в кризисной ситуации, испарился. Да, потери неизбежны. Но как она ненавидела эту часть работы!
После ухода мистера Бергена Ханна проскользнула в свой кабинет и села за стол, не включая свет, облокотив голову на руки. На сей раз боль оказалась сильнее. Возможно, потому, что она сама впервые в жизни так близко подошла к опасной черте потери. Ее брак находился в опасности. Брак Эда Бергена закончился сегодня. Сорок восемь лет совместной жизни против одного мгновения, когда машину заносит и она летит без контроля по обледенелой дороге. Это были хорошие годы? Годы любви? Станет ли он оплакивать свою жену или просто пойдет дальше?
Теперь она думала о Поле, его неудовлетворенности, недовольстве, скрытой враждебности. Десять лет брака рвались, как гнилой шелк, и она чувствовала себя бессильной это остановить. У нее не было никакого опыта в таких делах. Она никогда ничего не теряла и не имела никаких навыков борьбы с потерями. Она почувствовала, как глаза заволакиваются слезами – слезами за Иду и Эда Берген и за себя. Слезами горя, смятения и бессилия. Она боялась разрыдаться. Ей следовало быть сильной. Ей было необходимо найти решение, сгладить все шероховатости, сделать всех счастливыми. Но сегодня вечером бремя забот оказалось слишком тяжелым для ее хрупких плеч. Она не могла отделаться от мысли, что единственный свет в конце тоннеля – это свет прожектора большого черного поезда.
В дверь постучали, и Кэтлин просунула голову в кабинет.
– Вы знаете, она многие годы наблюдалась у кардиолога в больнице северо-западного Эббота, – сказала она спокойно.
Ханна вздохнула и включила настольную лампу.
– Как пациент Крэйга?
Кэтлин скользнула в кресло для посетителей. Она закинула ногу в кроссовке на колено и рассеянно потерла чернильное пятно на штанине.