Ночные - стр. 19

– Может, эта наркота высокотоксичная. И тогда на самом деле всё это… всё это…

– Что, иллюзия? Долгий сон? Последствия интоксикации? Смотри.

Она метнулась к этажерке, схватила какую-то колбу и открыла прежде, чем я успела возразить.

– Смотри, – повторила мадам Мумут, – она же далеко, да? И что ты там видишь?

– Жидкость, скорее фиолетовую. Или нет. Пар? Какой-то газ, или дым, он движ… или… какой-то фигуры странной… ой!

В тот момент, когда второй завиток этого «газа» настиг меня, вместо лица – вернее, маски – преподавательницы появилась красная от перепоя или чего похуже физиономия отца. Я поняла, что сейчас он насчет отчитывать меня за плохо помытую сковородку, и сжалась в ожидании пощечины. Но вот его сменила мама с её карикатурной морщиной на лбу, заливающаяся истерическим монологом о моей бесполезности и лености. Подготовив было защитную речь об отличных успехах в учебе, я осознала, что нахожусь в пыльной больничной палате, и на этот раз выпиской через неделю не отделаться, потому что отделались уже от меня…

– Вон отсюда, – раздался уверенный голос посреди всего этого хаоса.

Я снова стояла – уже сидела, скорчившись – в кабинете, а передо мной была всё та же мадам Мумут с пустой склянкой. Дым рассеивался. Заливисто хохоча.

– Только один создаёт сны и кошмары, мы лишь ориентируемся чуть лучше обычного.

– Кто? Один какой-то человек на… толпу? В смысле, мало кто?

– Это не человек.

– А…

– Сдается мне, ты наконец-то решила проявить похвальную тягу к знаниям? Fort bien. Тогда держи тетрадь. Фраза «Я не буду лезть в непостижимые материи ради моего же блага». На любых четырех языках, кроме родного, по сотне раз на каждом. Я жду.

4. Сон о сказках и архетипах

– Похоже, вместо «кто виноват и что делать» каждого местного школяра рано или поздно начинает терзать вопрос «что это, где это и сколько это продлится».

– А ещё «не умер ли я».

– Меня он не терзал: я об изголовье кровати шишек набил в первый день, а их у трупов или призраков не бывает!

Вся наша честная компания полегла со смеху: да уж, Михаил несколько нарушил философский настрой.

– И всё-таки. Миш, ты сколько здесь учишься?

– Думаю, четвертый год.

– И… что потом? С вами говорили о работе или выпуске?

– Нет. Но есть ведь профессоры. -Ы! Так старомоднее… И приглашенные. И родственники, тоже из истинных. Хотя подожди… кажется, третий год. Но на третьем я провалил зачет по латыни. Тогда, может, пятый?..

– А кто когда что ел? – перебила задумавшегося друга та самая любящая четкие определения девочка-азиатка с косичками, звавшаяся Дайюй. – Я не помню. Но не голодная.