Ночной администратор - стр. 19

– Солдат Борис со своим дружком ничего не имеют против встречи в понедельник во время ланча, – раздался голос майора Коркорана из столовой. – Как насчет понедельника?

– Идет. – Роупер перевернул страницу, не переставая поверх очков наблюдать за снегом. – Полюбуйтесь! Как проблески бесконечности.

– Обожаю метель при любых обстоятельствах, – совершенно искренне отозвался Джонатан.

– Ваш друг, мистер Аппетит из Майами, спрашивает, почему бы не в «Кроненхолле», там лучше кормят, – снова подал голос майор Коркоран.

– Слишком людное место. Закажем что-нибудь здесь или пусть захватят бутерброды с собой. Сэнди, почем нынче идет сносная лошадка Стаббса?

Конфетное личико с конским хвостом на затылке просунулось в дверь.

– Размер?

– Дюймов тридцать на пятьдесят.

Личико сморщилось.

– В прошлом июне была на аукционе «Сотбис» одна славная штучка. «Кромвель на фоне пейзажа». Подписана и датирована 1779 годом. Шик.

– Quanta costa?[2]

– Вы сидите?

– Валяй, Сэндс!

– Миллион две. Плюс комиссионные.

– Фунтов или зеленых?

– Зеленых.

Из двери напротив донесся жалобный голос майора Коркорана:

– Брюссельские мальчики требуют половину барыша. По-моему, чертовская наглость!

– Скажите, что не подпишете. Что это там, на крыше отеля?

Взгляд Роупера все еще был прикован к черному оконному стеклу, за которым снежинки продолжали водить безумные детские хороводы.

– Сигнальный огонь, мистер Роупер. Что-то вроде маяка.

Бронзовые, под старину, часы герра Майстера начали бить, но Джонатан, при всей своей врожденной легкости, не в состоянии был оторвать ноги от пола, чтобы спастись бегством. Его лаковые ботинки словно приросли к ковру гостиной, будто это был не ковер, а застывший цемент. Его мягкий взгляд, так не вязавшийся с бровями борца, не отрывался от спины Роупера.

Но Джонатан почти не видел его. Он был сейчас не в Башне Майстера, а в комнате Софи, на верхотуре отеля «Царица Нефертити».

Софи тоже стояла спиной к нему, и спина ее была именно такой, какой он не раз ее представлял: прекрасной, ослепительно белой на фоне белого вечернего туалета. Она смотрела, правда, не на снежные хлопья – на огромные влажные звезды во тьме каирской ночи и на яркий полумесяц, висевший над безмолвным городом. Двери в сад на крыше, где росли только белые цветы – олеандры, бугенвиллеи, африканские лилии – других Софи не признавала, были открыты, и шлейф ночного благоухания арабского жасмина тянулся в комнату. На столе стояла бутылка водки, явно наполовину опустошенная, а не наполовину заполненная.

– Вы звонили, – напомнил о себе Джонатан с улыбкой в голосе, изображая смиренного лакея. Ему представилось вдруг, что это будет их ночь.