Ночная смена (сборник) - стр. 40
– Гюйаджин вардар! – возопил я. – О Безымянный, слуга Йогсоггота! Червь из-за грани Вселенной! Пожиратель Звезд! Ослепляющий Время! Верминис! Грядет Час Исполнения и Время Раскола! Верминис! Альйах! Альйах! Гюйаджин!
Кэлвин толкнул меня, я пошатнулся; церковь завращалась у меня перед глазами, я рухнул на пол и ударился головой о край перевернутой скамьи. В мозгу полыхнуло алое пламя – и в сознании неожиданно прояснилось.
Я нашарил запасенные загодя серные спички.
Все заполнил подземный грохот. Посыпалась штукатурка. Проржавевший колокол на колокольне принялся сдавленно вызванивать дьявольскую какофонию в такт нарастающему гулу.
Вспыхнула спичка. Я поднес ее к книге – в тот самый момент, как кафедра взорвалась, с треском разлетелась на щепки. Под ней зияла громадная черная утроба. Кэл, размахивая руками, балансировал на самом краю; лицо его исказилось в бессловесном крике, что звучит у меня в ушах по сию пору.
А в следующий миг из провала выплеснулась гора серой пульсирующей плоти. Кошмарной волной всколыхнулся смрад. Наружу неодолимо хлынула вязкая, пузырчатая, студенистая масса, чудовищная громада, исторгнутая, казалось, из самых недр Земли. И однако ж в миг леденящего прозрения, людям неведомого, я понял, что это – лишь одно-единственное кольцо, один сегмент кошмарного безглазого червя, что много лет таился в темных пустотах под проклятой церковью!
Книга загорелась, запылала у меня в руках; Тварь беззвучно завопила, нависая надо мной. Удар вскользь пришелся по Кэлвину – его отшвырнуло через всю церковь точно куклу со сломанной шеей.
Тварь осела – втянулась обратно, остался лишь громадный, развороченный провал в обрамлении черной слизи; пронзительный, мяукающий звук постепенно угасал, поглощался колоссальными расстояниями – и наконец смолк совсем.
Я опустил взгляд. Книга обратилась в пепел.
Я захохотал, затем завыл, как раненый зверь.
Последние остатки рассудка меня покинули. Висок сочился кровью. Сидя на полу, я вопил и бормотал нечто нечленораздельное в этой полутьме, а Кэлвин, недвижно распростертый в дальнем углу, глядел на меня остекленевшим, исполненным ужаса взглядом.
Понятия не имею, как долго я пробыл в этом состоянии. Словами такого не расскажешь. Но когда ко мне вновь вернулась способность мыслить и действовать, вокруг меня уже пролегли длинные тени и сгустились сумерки. Краем глаза я заметил какое-то движение – движение в проломе в полу притвора. Из-под расколотых половиц на ощупь просунулась чья-то рука.
Сумасшедший хохот застрял у меня в горле. Истерика сменилась обескровленным оцепенением.