Ночная смена (сборник) - стр. 37
Еще позже
Меня забросали камнями! Забросали камнями, как кусачего бешеного пса! Злодеи, изверги! И они называют себя людьми! Мы здесь пленники.
Птицы – козодои то есть – сбиваются в стаи.
26 октября 1850 г.
Дорогой мой Доходяга!
Сумерки уже сгущаются; я только что проснулся – почитай что сутки проспал. И хотя Кэл ни словом о том не обмолвился, подозреваю, что он, угадав мои намерения, подсыпал снотворного мне в чай. Кэлвин – друг верный и преданный, он хочет мне только добра – так что я сделаю вид, будто ничего не заметил.
Однако ж в своем намерении я тверд. Завтра – решающий день. Я спокоен, непоколебим; хотя и ощущаю, что меня слегка лихорадит. Если это и впрямь возвращается мозговая горячка, должно все закончить завтра. Наверное, лучше бы даже нынче ночью, однако даже адское пламя не заставило бы меня войти в проклятую деревню в сумраке.
Если это последнее, что я пишу, – да благословит и да сохранит тебя Господь, Доходяга.
Чарльз.
Постскриптум. Птицы подняли крик, жуткое шарканье зазвучало снова. Кэл думает, я ничего не слышу – и ошибается.
Ч.
(Из записной книжки Кэлвина Макканна)
27 октября 1850 г.
5 часов утра.
Переубедить его невозможно. Хорошо же. Я пойду с ним.
4 ноября 1850 г.
Дорогой мой Доходяга!
Я слаб, но в ясном сознании. Не вполне уверен, какой сегодня день, однако ж закат и прилив подтверждают, что календарь не лжет. Я сижу за рабочим столом – на этом же самом месте я сидел, когда впервые писал тебе из Чейпелуэйта, – гляжу на темное море, где быстро гаснут последние блики света. Ничего больше я уже не увижу. Эта ночь – моя; я оставляю ее и ухожу в неведомые тени.
Как же оно плещет о скалы, это море! Швыряет в меркнущее небо облака пены, что разворачиваются полотнищами стягов; от натиска волн пол дрожит у меня под ногами. В оконном стекле вижу свое отражение – мертвенно-бледное, ни дать ни взять вампир. С 27 октября у меня ни крошки во рту не было; да я бы и глотка воды не выпил, если бы Кэлвин в тот же день не поставил у моей кровати графин.
О, Кэл! Доходяга, его больше нет. Он погиб вместо меня, вместо того несчастного с руками-палочками и черепом вместо лица, отражение которого я вижу в потемневшем окне. И однако ж, возможно, ему повезло больше; ибо его не мучают сны, как меня – последние несколько дней; эти извращенные фантомы, затаившиеся в кошмарных коридорах бреда. Вот и руки трясутся; всю страницу чернилами забрызгал.
Я уже собирался незаметно выскользнуть из дома (и радовался собственной изобретательности), – и тут передо мной предстал Кэлвин. Я загодя сказал Кэлу, что надумал-таки уезжать, и попросил его сходить в Тандрелл, городок в десяти милях от усадьбы, где мы еще не стали притчей во языцех, и нанять двуколку. Он согласился и ушел по дороге вдоль моря; я проводил его взглядом. Как только Кэл скрылся из виду, я по-быстрому собрался, надел пальто и шарф (подмораживало; в утреннем пронизывающем ветре ощущалось первое касание надвигающейся зимы). Я подумал, не взять ли ружье, и тут же рассмеялся над собою. На что сдалось ружье в таких делах?