Ночная прогулка - стр. 1

Посвящается моим родителям, Василию и Светлане!

ЧАСТЬ I

Через открытое окно было слышно красивое пение соловья, стрекотание неугомонных сверчков, вторивших ему в такт, и вызывающие диссонанс природной музыке женские голоса бурно что–то обсуждающие.

Виктор держал в руке бокал красного вина. Облокотившись на подоконник, он сделал глубокий вдох, воздух был наполнен ароматом влаги после дождя.

Уже давно перевалило за полночь. Небо поманило взор Виктора – звезды, словно мириады сияющих ангелочков, трепетно оберегающих покой одних и дающих надежды другим, и луна, загадочная и холодная, обрамляющая серебренным светом уснувший мир.

В такие моменты, кажется, ничего не случиться и будущее, которое еще днем пугало своей непостоянностью, сейчас, в эту ночь, представлялось таким же безоблачным, как ночное небо. Темнота скрыла уродство, а бесконечность небес шептала о бессмертии.

Виктор, страдающий бессонницей, решил, что сейчас самое время прогуляться.

Выйдя на улицу, он неторопливо миновал дворик соседнего дома, потом юркнул через бетонную арку и оказался на безлюдной улице Российская. Он наслаждался покоем, уединением: ни машин, ни людей, ни шепота ветра.

Остановившись под фонарем, в свете которого кружила мошкара, он закурил.

Пребывая в нерешительности, он долго не мог решиться в каком направлении продолжить ему свой путь. Толи свернуть и пойти по узкой тропинке, которая приведет его к пруду, толи развернуться и идти домой, улечься в постель и дать мыслям взять верх над сном.

– Не сегодня, – вслух сказал Виктор и пошел в сторону пруда.

Сев на берегу пруда, подле одинокого тополя, Виктор снял шлепки и опустил ступни в песок, омываемый прохладной водой – по телу приятно забегали мурашки.

Плеск воды успокаивал, как и открывающийся взору вид. За прудом возвышались горы, на них затесались кирпичные и деревянные домики, блекло освещенные уличными фонарями, перекошенная церквушка, заброшенная каменоломня, густые хвойные леса с многовековой историей и совсем вдалеке поверженный во тьму горнолыжный комплекс.

Неожиданно для себя Виктор начал раздеваться, и скинув с себя всю лишнюю одежду с разбегу окунулся в холодные объятья пруда, поднимая ворох брызг и пугая мелкую рыбешку.

Закричал, а после – дико засмеялся.

От души. От счастья, такого мимолетного, кратковременного. Вот–вот еще пара мгновений и оно вновь растворится, оставив взамен печаль и уныние.

Ногу сковала судорога и Виктор, ковыляя, обрушился на берег и принялся растирать непослушные мышцы. Тело окаменело, сжалось от холода.

Когда спазмы отпустили, Виктор на скорую руку оделся и босиком побежал вдоль берега, рискуя повредить ногу осколком стекла.

И вдруг он услышал всхлипы ребенка.

Он прислушался.

Не показалось!

Всхлипы сменились плачем.

Виктор, не раздумывая, свернул с намеченного пути и спустился по крутому склону берега, где был построен хлипкий мостик, на краю которого, сгорбившись, сидела девочка в ситцевом платье. Ее ножки едва касались воды, а длинные волосы были распущены и закрывали личико.

Виктор, крадучись, шел к испуганному потерянному ребенку, чей плач резал острием по сердцу – больно, обнажая старые раны.

Не должны столь юные создания страдать, тем более глубокой ночью, в одиночестве, когда надо спать и видеть волшебные сны, зная, что мама рядом.

Не должны.

– Милая, могу я тебе помочь? – то ли говорил, то ли шептал Виктор.

От заданного вопроса девочка не вздрогнула, не испугалась, чего боялся Виктор. Перестав плакать, она повернула голову и посмотрела заплаканными глазами, большими и чарующими, на незнакомца и сказала:

– Спасибо. У меня все хорошо.

Виктора поразил такой смелый ответ. Девочке было лет пять шесть.

– Тогда почему ты плакала?

– Грустно. – И снова ее глаза засверкали. Она отвернулась и взглянула на луну. – Жду маму. Она сказала, что быстро. А ее все нет и нет.

– Куда она ушла?

– Не сказала.

– И давно ты здесь? Одна?

– Еще было светло, когда мама поспешила в город с большущей сумкой.

– Ох…

– Поначалу было весело. Я придумывала на ходу кучу игр и играла в них. Я так часто делаю, чтобы не скучать. Но потом я устала и стала ждать. И слезы как–то сами потекли. Нет, я обычно не плачу. И не хнычу, как другие избалованные девочки. Не люблю я. Не моё это – плакать. Понимаете?