Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь - стр. 43

– Алексей – исключительная личность. Великий сценарист. Надеюсь, он жив. В Биробиджане я за него молилась… Все женщины были в него влюблены. И я тоже. Это моя первая любовь. Он понимал, как я страдаю без театра. Только Алексею я решилась рассказать про кремлевский ужин. С той вечеринки прошло почти десять лет. Мне уже было под тридцать. Алексей старался меня успокоить, уверял, что гроза миновала: «Сталин о тебе забыл, Мариночка. Даже понятия не имеет, где ты и что с тобой». Но страх меня все же не оставлял. Наступил июнь 1941 года. Немцы вторглись в Советский Союз, а в сентябре уже взяли Киев и окружили Ленинград.

– Это мы и без вас знаем, мисс Гусеева.

– Ничего вы не знаете! Даже не представляете, что такое, когда миллионы вражеских солдат вторгаются в страну, все уничтожая на своем пути! Вам не приходилось спасаться от бомбежки, не зная, где укрыться… Бомбить Москву начали уже через месяц. Никто этого не ожидал. Как и не ожидали, что немцы так быстро захватят Украину, подойдут к Ленинграду. Какое уж там кино! «Мосфильм» эвакуировали в Алма-Ату. Каплер решил остаться в Москве. Он мне советовал: «Не падай духом! Не только бомбы и снаряды, театр – тоже оружие. Теперь твой долг вернуться на сцену. Надо показать нацистским варварам, что русский театр вопреки всему существует! Сам Сталин будет тебе аплодировать».

Москва уже была не Москва. Всего через сутки с начала войны это был совсем другой город. Потом начались бомбежки. Армады немецких самолетов в летнем небе напоминали толпу тараканов, ползущих по чистой скатерти. Ночами вселяли ужас душераздирающие стоны пикирующих бомбардировщиков. Горели, рушились дома. На улицах витала кирпичная пыль, забиваясь в рот, в глаза. Москвичи будто ослепли от ужаса.

Бомбы разрывались в самом центре Москвы – у здания Московского университета на Моховой, прямо рядом с Кремлем. Большой театр пострадал от взрыва. Но фашистские «хенкели», «юнкерсы» не брезговали и кварталами деревянных домишек. Наоборот, рассчитывали, что от этой спички загорится вся Москва. Случалось, дым от пожарищ застилал солнце. Тротуары были густо усеяны цементной крошкой.

Немецкие орды наступали стремительно. К концу сентября фашисты были уже под Москвой. У военкоматов выстраивались очереди. Мужчины рвались на фронт. С началом войны угнетенный народ будто расправил плечи. Гнев на фашистских захватчиков оказался сильнее страха. Люди были готовы биться до победы, забыв все унижения, отринув робость, которую Сталин посеял в их сердцах. Возродился, казалось, уже забытый русский кураж.