Ночь огня - стр. 1

В почтовом экипаже из Айдына[1] в Милас[2] ехали пятеро: два комиссионера, которые беспрестанно курили и играли в карты, пристроив себе на колени кофейный поднос, человек в охотничьем костюме, с изъеденным оспой лицом, седовласый секретарь монопольного управления и старик жандарм. Последний дремал или читал бумаги, бормоча себе под нос и качая крашеной бородой…

Был и шестой путешественник, но какой! Этот странный юноша лет семнадцати-восемнадцати, похоже, не мог сидеть спокойно: то он шел рядом с повозкой, приминая тростью придорожную траву, то взбирался на пригорки и бежал за экипажем, если тот вдруг ускорял ход. Когда сил бежать не оставалось, юноша запрыгивал к вознице на козлы, и, взяв в руки вожжи, прикрикивая, понукал лошадей.

С необычайным умением он передразнивал голоса животных, и другие путешественники от души хохотали, слушая, как он блеет, мычит и кричит, вторя скоту на выпасе.

Он даже пристал к караванщикам, ведущим верблюдов в Муглу[3], и не успокоился, пока ему за пару курушей[4] не позволили прокатиться.

Похоже, опасное происшествие, случившееся с ним за день до этого в Чине, ничуть его не образумило.

Речка, переполненная водой весенних дождей, что всего два дня как прекратились, вышла из берегов и унесла легкий деревянный мост. Сильные буйволы смогли перетащить на другую сторону экипаж, до середины бортов ушедший под воду. А путникам пришлось снять носки и башмаки, закатать штанины и переправиться через поток верхом.

На лицах старших явно читались недовольство и тревога, а юноша, напротив, от души забавлялся, шутил, сравнивая случайное приключение с походом Искандера Великого на Дария[5].

В самом центре потока ему вздумалось затеять новую игру, но вдруг его вместе с лошадью опрокинуло и потащило вниз по течению. К счастью, в сорока-пятидесяти метрах от переправы несколько полуголых крестьян собирали доски разрушенного моста. Не подоспей они вовремя, молодой человек наверняка бы погиб.

Всю ночь он провел в бреду, лежа у печи в ветхой гостинице, дрожа то от холода, то от жара, но с первым лучом утреннего солнца встал бодрый и свежий. Сейчас ничто, кроме его одежды, не напоминало о неудачном купании. Но пиджак и брюки, пошитые у известного портного в Бейоглу[6], имели действительно плачевный вид.

В его маленькой дорожной сумке лежала лишь смена белья да пара книг, поэтому юноше пришлось надеть тот же костюм, сильно помятый и вдобавок пропахший дымом от печи. Темно-синий в красную крапинку пиджак из прекрасной английской ткани страдальчески обвис, а зауженные брюки теперь больше походили на шаровары.

Но и эта неприятность стала лишь поводом для смеха:

– И на том спасибо, что одежда прочно держится на наших спинах. Вот если бы речка Чине унесла не только мою феску, но и костюм, хорош бы я был! – говорил юноша.

Секретарь монопольного управления, по-видимому, считал, что мужчина без фески – все равно что без башмаков или рубахи, поэтому принялся давать советы:

– Сынок, ты бы прикрыл голову платком.

Но молодой человек, в глазах которого плясали веселые искорки, лишь ответил:

– Не беда! Я ведь не намаз совершаю, так что все чудесно.

Для него в тот момент, похоже, все было чудесно.

Шоссейная дорога была в ужасном состоянии: усеянная вывороченными камнями, она скорее напоминала бесконечную череду ям и канавок. Лишь на второй день ближе к вечеру путешественники смогли добраться до Миласа. Когда экипаж въезжал в город, на дороге показались три человека, и возница, обращаясь к жандарму, сказал:

– Сержант Хафыз, вот идет господин начальник уезда, каймакам.

Юноша в тот момент вновь сидел рядом с кучером и не преминул полюбопытствовать: