Ночь над водой - стр. 14
Перси убежал паковаться, а Маргарет легла, уставившись в потолок, горько разочарованная, дрожа от гнева и заливаясь слезами от бессилия хоть как-то изменить свою судьбу.
Она пролежала в постели и не выходила из комнаты до утра следующего дня.
В понедельник, с рассвета, когда она еще лежала в постели, в комнату вошла мать. Маргарет приподнялась на подушках и с ненавистью взглянула на нее. Та устроилась за туалетным столиком и смотрела на отражение дочери в зеркале.
– Пожалуйста, не ссорься с отцом, – сказала она.
– Но это же трусость! – крикнула Маргарет.
Мать побледнела:
– Дело не в трусости.
– Бежать из страны, когда начинается война!
– У нас нет выбора. Мы должны уехать.
– Может быть, объяснишь почему?
Мать повернулась к ней и посмотрела дочери прямо в глаза:
– Иначе твоего отца бросят за решетку.
Для Маргарет это было полной неожиданностью.
– С какой стати? Быть фашистом – еще не преступление.
– Но есть закон о чрезвычайном положении. Нас предупредил сочувствующий отцу чиновник министерства внутренних дел. Отца должны арестовать в конце недели, если он будет к тому времени находиться на территории Англии.
Маргарет трудно было поверить, что отца хотят посадить в тюрьму, будто мелкого жулика. Все оказывается не так просто, подумала она, война переворачивает жизнь с ног на голову.
– Нам не позволят взять с собой наши деньги, – с горечью сказала мать. – Вот такие в Англии понятия о справедливости.
Мысль о деньгах была последним соображением, которое могло сейчас прийти в голову Маргарет. Теперь в подвешенном состоянии оказалась вся ее жизнь. Внезапно набравшись храбрости, она решила выложить матери то, что было у нее на уме. Маргарет набрала полные легкие воздуха и выпалила, пока не прошла решимость:
– Мама, я не хочу ехать с вами!
Мать ничуть не удивилась: наверное, ждала чего-то в этом роде. Мягким невыразительным тоном – так мать всегда говорила, когда хотела уклониться от спора, – она сказала:
– Ты должна поехать с нами, дорогая.
– Меня в тюрьму никто не посадит. Я могу остаться с тетушкой Мартой или с двоюродной сестрой Кэтрин. Может, ты поговоришь с отцом?
Вдруг на лице матери появилась несвойственная ей злая гримаса.
– Я родила тебя в боли и муках, и я не позволю тебе рисковать жизнью, пока могу этому помешать!
Маргарет ошеломил столь бурный всплеск материнских чувств. Но все же она запротестовала:
– Но ведь речь идет о моей жизни, и я имею право голоса!
Мать вздохнула и снова заговорила в своей обычной вялой манере:
– То, что думаешь ты или думаю я, не имеет никакого значения. Отец не позволит тебе остаться, о чем бы мы с тобой ни договорились.