Ночь на перевале Дятлова - стр. 7
– Эй! – Александра присела на корточки и позвала собаку. – Не грусти. Все еще наладится. Жизнь – штука непредсказуемая. – И она почесала собаке за ухом. И вдруг та подползла ближе к ней и уткнулась носом в ладонь.
– Не грусти… – машинально сказала Александра… – Пожалуйста… – Она гладила ее, фонарь бросал на аллею неясные блики, и в темноте глаза собаки блестели… – Не грусти, потому что теперь у тебя наступит совсем другая жизнь… Ты будешь жить у меня. Договорились?
Собака подняла морду и недоверчиво посмотрела на Александру, словно вслушиваясь в ее слова…
– Ты меня понимаешь, да? Это хорошо… Ты у меня умная… Ну давай, вылезай, пойдем с тобой в метро… Нет, в метро нас с тобой не пустят. Возьмем такси и поедем домой. Таксист тоже может ворчать, но мы ему заплатим…
С собакой Александру взяла только третья машина. Частник расстелил на заднем сиденье большой целлофановый пакет и буркнул: «Сидите и не двигайтесь, понятно? А то все сиденье измажете…»
– Мы будем не дышать, – пообещала Александра. – Правда? – и посмотрела на собаку.
Та согласно завиляла хвостом.
«Я буду послушной, я вообще могу не двигаться…»
Всю дорогу они сидели тихо. Как мышки. Собака как будто бы и правда боялась пошевелиться… Знакомые улицы в вечернем свете были какими-то незнакомыми. Шофер затормозил у дома, где жила Александра.
– Вот мы и приехали, – сказала она собаке. – Вылезай…
Та выпрыгнула из машины и села на асфальте с чувством собственного достоинства, словно осознав свой новый статус – домашнего питомца.
Александра расплатилась с частником – тот недовольно пробурчал, что «могли бы дать и больше, учитывая животное», – и повернулась к своему новому члену семьи.
– Это наш дом. Ты теперь будешь здесь жить. – Собака слушала внимательно, подняв одно ухо. – Как же мне тебя назвать? Давай ты будешь Буськой…
Буська незаметно изменила жизнь Александры. Она вдруг поняла, что страху нельзя давать волю, с ним нужно бороться – исступленно, до конца, не давая ни малейшей поблажки. Она боялась зимы, снега, предпочитая отсиживаться дома, но рядом была Буська, и нужно было выходить с ней на прогулку. Сначала вид белого пространства пугал и околдовывал Александру, она останавливалась как вкопанная и застывала на месте, но Буська лаяла, тормошила, прыгала вокруг нее, по-смешному припадая на лапы, и Александра шла за ней – сначала медленно, а потом – быстрее, увереннее.
И однажды она поняла, что тоскует по лыжам, по снегу, по открытому пространству, по лыжне…
Она достала с антресолей свои первые детские лыжи и долго смотрела на них, гладила по рассохшимся деревяшкам. Потом подошла к фотографии родителей, висевшей на стенке. Они стояли рядом, в зимнем лесу с лыжами в руках и улыбались ей.