Но кто мы и откуда. Ненаписанный роман - стр. 42
Я помню, когда умерла бабушка – мамина мама – “Елочка”, как ее называл дед, не родной, Сергей Григорьевич Филиппов. Я стоял у окна в большой комнате на Фурманова и заставлял себя думать, что мне очень горько.
Мне было 15 лет. И тогда же – чуть ли не на моих глазах – родилась Олька, сестра. Мы были с мамой вдвоем дома, у нее стали отходить воды, я пригнал с ближней стоянки такси и повез ее рожать.
“Какая в Москве жара. Очень противно, пыль.
Я сидел днем у Паши. Была его сестра трех лет по имени Ольга. У нее такие удлиненные синие глаза, как на картинах Пикассо. Он так рисует глаза женщин. Я спросил:
– Оленька, что ты будешь делать, когда вырастешь?
– Я буду пудриться и одна гулять по тротуарам.
– А как ты будешь гулять?
– Налево – направо.
Вот такая девочка трех лет”.
Геннадий Шпаликов, “Разрозненные заметки”
Филипповы – бабушка, дед и тетка – жили в доме на Смоленской площади.
Что-то было в нем для меня – необъяснимо – и тогда в детстве, но и сейчас – в памяти – праздничное. В этих посещениях дома на Смоленской, бабушкиной квартиры в конце длинного – коммунистического быта – коридора – в дурацком и веселом доме, где в первом этаже был Гастроном № 2.
Нужен талант Трифонова, чтобы написать об этом фантастическом доме и его обитателях. Казалось, что они все знакомы друг с другом.
Смоленский дом, длинные коридоры и “черные” выходы. Общие сортиры – Дом-то был коммунистический. И – как во сне – неясное воспоминание: я – маленький, мороз, жду взрослых – на воздухе – с изнанки дома, которая обращена на Садовое, и всегда терпко воняет рыбой – ее подвозили в Смоленский гастроном в грузовиках-фургонах.
Наверное, в таких же фургонах везли на Лубянку.
Был такой период жизни, когда мне часто (повторяющиеся сны) снилась лестница в Смоленском – “бабушкином” – доме, втором доме моего странного детства. Но не главная – к подъезду с Арбата, а на другую сторону дома – во внутренний двор и на Садовое кольцо. Она тоже была вонючая, как двор, и грязная, эта лестница, но я почему-то больше любил спускаться по ней. Наверное, я во что-то играл, прыгая через ступеньки и слушая эхо, – кем-то себя воображал.
Бабушка была тихая, в семье считалось, что она не может прийти в себя после самоубийства первенца Виктора. Тетка Ирина была властная и ненасытная, среди ее любовников – еще до войны – был ее ровесник, смазливый мальчик Борис Авилов, живший на пятом этаже с матерью-ведьмой. Позже он станет актером Малого театра, будет играть вместе с Яблочкиной в “Лесе”, а еще позже окажется моим отчимом и отцом моей младшей сестры.