Низвержение Зверя - стр. 16
Я, конечно, тоже однолюб, однако свои соображения вслух высказывать не стал, чтоб ребят лишний раз не раззадоривать, однако с той поры нет-нет да и возвращался в этим мыслям. Все мне хотелось устроить этих женщин, сделать людей из них, настоящих, советских – чтоб жили счастливо и даже не вспоминали обо всех ужасах, на которые они были обречены сошедшим с ума австрийским художником… К немецким мужчинам в форме и при оружии у меня жалости нет, а этих почему бы и не пожалеть…
С той поры как Гитлер начал свою войну за завоевание мира, в моей душе поселился страх. Это был даже не то что страх, а мрачное предчувствие чего-то жуткого и неотвратимого. Не знаю, испытывал ли кто-нибудь еще нечто подобное, но я предпочитала не делиться своими мыслями даже с близкими людьми: казалось, стоит мне рассказать о том, что меня беспокоит – и смутная угроза станет близкой и осязаемой. И я вела себя как все, при этом изо всех сил стараясь заглушить свое беспокойство.
Мужа моего забрали в вермахт уже через месяц[6] после вторжения немецких войск в Польшу. Мы поженились в середине августа, а в октябре нам пришлось расстаться – и, как оказалось, навсегда. Поначалу Франк присылал мне бодрые письма с описанием того, как они продвигаются по Франции, Югославии и России; несколько раз он даже отправлял посылки со всяким барахлом… А потом все кончилось. От него долго не было писем, а в феврале сорок второго года пришло извещение о том, что мой муж Франк Лангендорф героически погиб, сражаясь с большевиками за фюрера и Германию. И с этого момента я окончательно поняла, что страшная неотвратимость неудержимо катится на нас, и что невозможно укрыться от нее или остановить. Будто бы мрачная тень нависла над нашей Германией, грозя стереть с лица земли, уничтожить все то, что было нам так дорого.
Это было время, когда победоносное шествие немецких войск сменилось нескончаемой чередой поражений, а в обществе, обычно далеком от военных дел, начали судачить о новом большевистском генерале по прозвищу Крымский Мясник. Место и время появления этого русского генерала примерно совпадало с местом и временем смерти Франка, и в моем представлении два этих события оказались связаны. Этот большевик прямо или косвенно, как и все остальные русские, оказался причастен к смерти моего мужа, и с той поры я стала бояться уже за Германию. Одно наше поражение следовало за другим, и, хоть в обществе поговаривали, что все это из-за русской зимы, мне не верилось, что летом наше положение облегчится. Я много плакала и молила Господа и Деву Марию спасти мою страну от разрушения, но Всевышний, очевидно, не слышал моих молитв, и лето сорок второго года принесло нашей армии катастрофу. По русской земле на черных конях скакали всадники Апокалипсиса предвещающие нашу гибель и впереди них, главным, был все тот же Крымский Мясник… Тень поражения, павшая на Германию, становилась все плотнее.