Нити судьбы. Волк - стр. 2

– Пожалуйста, не сейчас, малыш, – глажу по рулю, коря себя за то, что однажды отказалась от подаренной BMW. Всё это из—за тупой малолетней принципиальности. Знала бы я тогда, что по-другому в жизни не бывает, гребла бы подарки обеими руками. Кому я вру? Себе? Это же была любовь, – вздыхаю, и от безысходности накрывает волна переживаний.

На очередном светофоре закрываю глаза, надуваю щеки и пытаюсь прогнать табун мурашек и мысли о несбывшихся мечтах. Сзади кто-то сигналит, я вздрагиваю и возвращаюсь в реальность.

– Ты с ума сошла в такой куртке ездить? – встречает меня друг.

– Гош, ну Гош, – канючу, расклеилась как мямля. – Всё плохо, – иду в руки к большому черному парню.

– Так, малыш, скажи мне, если нужен гашиш! – переводит он всё в свои реперные шуточки.

– Прекращай, большой брат! – бью его по твёрдому животу.

– Не видел тебя сто лет и сто зим из—за этой паскудной работы. Сколько он тебе заплатил? Не больше, чем скряга предыдущий? – садится за установку.

– Гош, прекращай, – сажусь на диванчик рядом. – Как-то просто не складывается.

– У тебя мать пять лет почти не складывается. Как тогда отыграла свой последний сет? Этот праститут увёз тебя во Францию, и всё пошло по одному месту, – цокает, надевает одно черное ухо и что-то проигрывает, регулируя настройки.

– Гош, ну Гош, – пересаживаюсь ближе, подлаживаю своё лицо, – твоя подружка здесь, – лезу ледяными руками под его белоснежную толстовку, расписанную на заказ.

– Ааааа! – отпрыгивает, визжа, как истинный афро. Голосок у него, конечно, отпад, но что он забыл в этой богом забытой стране, пока его родители прекрасно поживают во Франции?

– Тут ты пока не найдёшь другую тупую работу, – обиженно говорит, поправляя свою бордовую бейсболку.

– Она меня кормит, – надуваю щеки.

– Волкова, кому ты заливаешь? В двадцать лет тебя отлично кормила музыка, это твоё призвание. Я хочу знать, почему ты тогда исчезла, Рада, – вешает наушники на шею и проницательно на меня смотрит.

– Гош, в жизни всё меняется, мы должны быть серьёзными, – пытаюсь оправдаться, не затрагивая самую больную для меня тему.

– Нет, Волкова, не должны. Мы должны идти по своему пути, а не уныть от ерунды. Ты могла бы уже качать мировые площадки, – злится он, морщит лоб. – Я вижу это в людях и особенно в тех, кто приходит сюда писать. У единиц из них есть такой талант, а ты просто отказываешься от него – это ебаное богохульство! – ставит точку, качая головой.

– Ебаное богохульство, – повторяю полушёпотом. – Не упоминай имя Господа всуе, милый, – строю гримасу божьей дочери.