Нити судьбы - стр. 39

   Светало. Сильный ветер с востока гнал рваные тучи. Настала пора уходить. Я оставил блокнот и ручку на крыше. Ветер с силой перелистал пустые страницы, будто был недоволен мной. Ведь я не написал ни строчки.

   ***

   Следуя природной наблюдательности и любопытству, я стал приглядываться к пациентам "Надежды". Некоторые из них старались не замечать болезни, избегали разговоров о ней, храбрились, смеялись громко, но за бравадой скрывался страх перед неизбежностью. Другие же не могли выбраться из депрессии, полностью сдавшись на милость болезни. Была и третья когорта людей. Совершенно особенная и немногочисленная, те, кто никогда не сдавался. К ней принадлежал один человек, с которым я успел сблизиться.

   Мужчина выглядел совсем древним. Его кожа была испещрена тысячами морщин, а на руках проступали тёмные старческие пятна. Одевался он опрятно. Носил только брюки со стрелками и отутюженную рубашку. Его невозможно застать в пижаме или тренировочном костюме. Осанка выдавала в нём офицера. Ходил он прямо, высоко подняв голову, словно бы на него не давили тяжесть прожитых лет и неизлечимая болезнь. У него были потрясающие лазурные глаза, которые несмотря на почтенный возраст не выцвели, но дело было даже не в цвете. Они казались гипнотическими, такими, словно он жил столетиями и знал все секреты бытия. Звали его Терентием Фёдоровичем Лавреневым. В приюте скорби он провёл полгода. За это время в других палатах сменилось около десяти соседей. Сменилось… Так выражаются работники. Пациенты просто умерли. Ушли, но не перестали существовать. Он вспоминал своих умерших товарищей с теплотой, о каждом рассказывал интересную историю. Терентий Фёдорович во всех людях находил, положительные черты, а злость оправдывал отсутствием здоровья. Познакомившись с ним ближе, я удивился величию его духа. Он узнал о своём диагнозе поздно, когда опухоль в лёгком дала метастазы. Страшный зверь пожирал нутро. Но несмотря на боль и постоянные изнуряющие процедуры, которые поддерживали слабые ростки жизни, Терентий увлекался каким-нибудь делом. Особенно ценил живопись.

   В хосписе придерживались мнения, что творчество утешает пациентов. Здесь оборудовали художественную мастерскую, где постояльцы "Надежды" могли заниматься рисованием и гончарным ремеслом. Чистые холсты громоздились у стены, кисти, как тюльпаны, бережно составлены в вазу. Пол устлан пластиковой плёнкой, испачканной акварелью. На хлипкой конторке в особом порядке по цветовой гамме разложены тюбики с масляной краской, здесь же скучала палитра. Резкий запах химии почти не выветривался из кабинета.